Капудан-паша больше не колебался. По его сигналу турки в полнейшем расстройстве бросились в глубь залива.
А на следующий день еще одно ужасное сражение под стенами крепости, и снова московитов невозможно понять. Они то стремительно нападали, то также стремительно уходили прочь. Обрадованный Джезаирли кричал Един-паше со своего корабля, вознося руки к небу:
— Добыча была в их руках, но псы сами испугались своего лая!
На свежем ветру трепетали полосатые, как матрасы, синебелые и красно-белые турецкие флаги, победно палили пушки. На 100-пушечном «Капудан-паше» шел совет, что делать дальше. Помимо трех морских пашей, на него был зван и морейский наместник с крупнейшим торговцем Морей Ахмет-агой. Рассевшись на коврах, собравшиеся чинно курили длинные трубки, щелкая языком, пили крепчайший кофе. Всеобщее спокойствие нарушал взбешенный появлением московитов у стен своей твердыни Муссин-заде. Наместник требовал немедленно гнать неверных в открытое море и там топить безжалостно. Слыша слова такие, вздыхал тяжко Един-паша.
— Надо быть весьма осторожным и не покидать здешнюю бухту. Гяуры захватили почти всю Морею. Они голодны, как шакалы, и нищи, как крысы. Но вскоре они сами покинут Левант с бесчестьем и позором. Вся их надежда на слепой случай. Ведь московиты рискуют потерять в нем лишь свой дрянной флот, мы же — часть империи!
Муссин-заде отбросил четки, заскрипел зубами. — А что скажешь ты, о, храбрый Гази-бей?
«Лев султана» был настроен куда решительнее своего патрона.
— Прятаться от слабейшего — позор для правоверного. Гяуры только того и ждут, чтобы удушить нас в этом загоне. И пока глупый московит бежал, надо быстрее присоединить к себе остальной флот, будучи во множестве, исполнить данную султану клятву — истребить неверных собак!
Решительного Гассан-бея поддержал второй младший флагман, Джафер-бей. Но великий адмирал был упрям.
— Не будет того! — сказал он, качая огромным тюрбаном. — Случись что, первой полетит с плеч моя голова. Я буду ожидать лучшего исхода здесь!
Лицо наместника покрылось красными пятнами. — Паршивая свинья! — воскликнул он в бешенстве. — Если ты не уберешься отсюда, то завтра, клянусь Пророком, я сам разнесу твои лодки. К последней крысе у меня больше жалости, чем к тебе!
И, зло выругавшись, Муссин-заде отбыл на берег. Капудан-паша, зная решительный нрав наместника, плакал горестно:
— Что делать мне! Правитель морейский грозит смертью у берега, гяуры — в море! Ай-ай-ай, Аллах отвернулся от нас!
Гассан-бей, как мог, успокаивал своего не в меру впечатлительного повелителя:
— А может, и нет тут у неверных ничего, кроме этих лодий? Не зря они так мечутся из стороны в сторону. Верные люди доносят, что видели в Наварине паруса кораблей Спиритуфа. Если так, то с завтрашним солнцем мы должны напасть и перетопить наглых гяуров!
— Ай-ай-ай! — мотал головой безутешный капудан-паша. — Все правильно говоришь ты, о, храбрый Гази-бей, но ведь пушки московитов стреляют сами собой!
— Это верно, — скривился Джезаирли, — они искусные мореходы, но сераскиры их глупы. Наместник вышвырнул их, как блудливых собак, из Морей, а сегодня они бежали от нас. Настало время сокрушить их всех нашей силой и свирепостью!
— Пусть будет так, как желает Аллах! — сдался в конце концов уставший от споров Един-паша. — Вверим наши судьбы небесам!
С Гассан-беем на «Реал-Мустафу» увязался и торговец Ахмет-ага, решивший показать неверным, что такое гнев праведного мусульманина.
— Если помнишь, Джезаирли, я никогда не был последним среди славных мореходов берберийских и твоя фелюка не всегда была удачливее моей! — заявил он «Льву султана», перетащив свои сундуки в кормовую каюту. — Поверь старому другу, я тебе еще пригожусь!
Гассан-бей отмолчался. Сейчас их с капудан-пашой волновал единственный вопрос — будет или нет Муссин-заде стрелять по своим? Оба надеялись, что исполнить свое обещание он не решится.
Но разъяренный Муссин-заде свою угрозу выполнил. Турецкие матросы еще спали на своих тощих войлоках, когда крепостные пушки коломборны дали первый залп поверх мачт. Флот султана спешно покидал негостеприимный Наполи-ди-Романи.
— Слава всемогущему Аллаху! — радовался, наблюдая за происходящим, наместник. — Пусть теперь морской паша покажет в деле, на что годны его лоханки! А мне пора уже выкидывать гяуров из Наварина!
* * *
Тем временем на Второй Средиземноморской эскадре происходили события не менее бурные. Один из приспешников Эльфинстона лейтенант Вильям Весли впоследствии писал:
«Адмирал (Эльфинстон. — В.Ш.) внимательно следил за всеми движениями турок и решил встретить их в узкости, ведущей с моря в гавань. Но русские держались в этом случае совершенно иного мнения, а командир (И.Я. Барш. — В.Ш.) имел даже смелость довести до сведения адмирала, что решил отделиться от эскадры, если адмирал не намерен идти на соединение с отрядом Спиридова».
Этот капитанский бунт был почище кронштадтского! И хотя неповиновение в боевой обстановке — дело далеко не шуточное, капитаны в своем требовании были тверды. Эльфинстон, скрипя зубами, вынужден был отступить...
Над «Святославом» взвился сигнал: «Следовать за мной». Ветер меж тем крепчал. Эскадра уходила на зюйд-вест, убрав все паруса, кроме наглухо зарифленных марселей. К утру корабли были уже на траверзе Цериго.
— Вижу пять вымпелов! На крамболе борта правого! — внезапно закричал впередсмотрящий флагманского корабля.
Свистки артиллерийской тревоги мгновенно разбросали людей по предписанным местам. Чем ближе подходили неизвестные суда, тем меньше они походили на неприятеля: уж больно ладно стояли паруса и четко держался походный ордер. Не дожидаясь дополнительной команды, капитаны устремились вперед, навстречу идущему отряду. Два часа хорошего хода — и простым глазом стали видны многометровые полотнища андреевских флагов.
Матросы кричали «ура!», подбрасывая ввысь широкополые шляпы-цилиндры.
— Господи! Велик мир, а все тесен!
Офицеры были сдержаннее.
— Первым, господа, «Евстафий Плакида» под полным адмиральским флагом, далее — «Святители» и «Иануарий», а вот концевой — никак призовая шебека!
Эскадры сошлись на параллельных курсах и отдали якоря. Вдали в дымке тумана чернели горы, где-то там, у местечка Рупино, сражался с превосходящим неприятелем брошенный на произвол судьбы десант подполковника Борисова...
Корабли валяло из стороны в сторону. Спиридов терпеливо ждал к себе Эльфинстона. В этом не было ничего особенного: старшему нужен был доклад младшего.
Прошли сутки. Так и не дождавшись к себе контр-адмирала, Спиридов передал ему распоряжение Орлова:
— Немедля снимать с берега брошенный десант!
Эльфинстон ответил презрительным молчанием. Тогда Спиридов, отправив свои корабли за десантом, сам съехал на «Святослав» к англичанину. Не ради уважения — ради дела!