Заветы Ильича. Сим победиши - читать онлайн книгу. Автор: Владлен Логинов cтр.№ 96

Катастрофичность ситуации не отрицали ученые-экономисты. Даже такой сторонник радикальной финансовой реформы, как Николай Николаевич Кутлер констатировал, что в сложившейся ситуации любые шаги в этом направлении «не только не облегчают тяжелого финансового положения государства, но напротив, усиливают финансовое затруднение… За истощением золотого фонда… Россия осуждена на некоторое время остаться при бумажном денежном обращении».

А время это, по мнению более скептически настроенных специалистов, может продлиться аж до 1929 года¹.

Здесь же, не говоря уже о севе, буквально на носу, в начале апреля 1922 года, Генуэзская конференция, возможность крупных сделок, столь необходимых стране. И было яснее ясного, что без достаточного золотого фонда никто с Россией разговаривать не станет. Таким образом, «без этого фонда, — пишет Ленин, — никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции, в особенности, немыслимы»².

Как известно, в российской истории существовала определенная традиция. Она проявлялась и во времена Ивана Грозного, и при Петре I, и Петре III, и при Екатерине Великой, когда государственная власть, вынуждаемая обстоятельствами, влезала в церковную казну, не останавливаясь ни перед изъятием монастырских земель, ценностей, освященных колоколов, ни даже перед расправой с непокорными священнослужителями. И это не считалось богохульством, ибо благо государства ставилось превыше всего. К подобному способу решения государственных проблем прибегли и в 1922 году. Однако — реакция со стороны руководства РПЦ была иной.

Все упоминавшиеся выше оппозиционные группы и течения в интеллигентской среде сами по себе вряд ли представляли для государства серьезную опасность. Она могла возникнуть лишь при их соединении с каким-либо массовым движением, направленным против власти. Именно эту угрозу и создало обращение Патриарха РПЦ к православным верующим России с призывом к протесту.

26 февраля было опубликовано постановление ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». В этом постановлении говорилось: «Ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие служить средством борьбы с голодом в Поволжье и для обсеменения его полей, Всероссийский Центральный Исполнительный комитет… постановил:

Предложить местным Советам в месячный срок со дня опубликования сего постановления изъять из церковных иму-ществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам, все драгоценные предметы из золота, серебра и камней… и передать в органы Наркомфина, со специальным назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим».

В постановлении ВЦИК специально оговаривалось, что изъятию не подлежат те предметы, которые могут «существенно затронуть интересы самого культа».

Поначалу, как показывают современные исследования, изъятие церковных ценностей происходило «весьма спокойно. Местные власти не торопили церковные организации к скорейшей и полной передаче церковных ценностей государству, нередко предоставив выполнение этих мер самим приходским комитетам по оказанию помощи голодающим»¹.

В Москве и Московской губернии, как и в других местах, к этой акции приступили лишь в середине марта. Причем было немало случаев, когда сами священники «тихоновской ориентации» выступали на митингах и собраниях с призывом к активной поддержке постановления ВЦИК ^{646 647}.

В Петрограде 5 марта президиум губисполкома предоставил духовенству возможность «самим производить изъятие, участвовать в запечатывании, установлении точного веса ценностей в губфинотделе и даже сопровождать церковные ценности до места назначения, пока они не превратятся в хлеб» ⁶⁴⁸.

В небольшом городке Шуя, в 250 верстах от Москвы, это мероприятие вроде бы тоже началось мирно. 13 марта, после изъятия ценностей в трех церквях, комиссия явилась в собор, но встретив возбужденную толпу прихожан, убралась восвояси. 14-го благополучно провели изъятие ценностей в местной синагоге, а 15-го вновь пришли к собору. Но тут, на площади, комиссию опять ждала еще более возбужденная толпа.

Подъехавшие шесть конных милиционеров были встречены камнями и палками, а когда на подмогу прибыла полурота пехотного полка с двумя пулеметами, на колокольне ударили в набат, и разъяренная толпа стала окружать красноармейцев. Командир приказал дать залп в воздух, но это не остановило возбужденных людей, в ответ из толпы раздались револьверные выстрелы. Тогда красноармейцы дали второй залп, и толпа бросилась врассыпную, оставив на площади 4 убитых и 10 раненых. В тот же вечер представители верующих сдали 3,5 пуда серебра из ценностей собора ⁶⁴⁹.

Аналогичные протестные выступления, хотя и без таких жертв, имели место в Петрограде у Казанского собора и на Сенной площади, в Москве у Дорогомиловской заставы и в Сокольниках, в Орехово-Зуевском уезде, в Смоленске и некоторых других местах.

Поворот, произошедший в середине марта, не стал для руководителей государства и местных советских властей неожиданностью. 15 марта Патриарх Тихон дал интервью газете «Известия». Он заявил о том, что церковь с пониманием относится к постановлению ВЦИК и просит лишь о том, чтобы власти, не предпринимая разрушений, бережно отнеслись к выдающимся с исторической и художественной точки зрения богослужебным предметам¹. И ни слова, даже намека, на возможность сопротивления.

Но и властям, и церковнослужителям Москвы, Петрограда, Смоленска и той же Шуи был хорошо известен и другой документ, написанный не без влияния архиепископа Никандра: воззвание Патриарха к духовенству и всем верующим, разосланный за две недели до этого — 28 февраля 1922 года ^{650 651}.

В нем говорилось, что «мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается ею, как святотатство, мирян — отлучением от нее, священнослужителей — низвержением из сана» ⁶⁵².