Не оставляй меня, любимый! - читать онлайн книгу. Автор: Олег Рой cтр.№ 39

– Я попрошу секретаря подготовить все материалы, – продолжил он, подводя меня к мягкому уголку в приемной. Я присел, опять машинально; он опустился в кресло напротив и посмотрел на меня поверх очков:

– Знаете, Сергей… если центр, куда вы отправите анализы, обнаружит, что я ошибаюсь, я буду даже рад этому. Даже если вы меня после этого хорошенько отметелите за то, что заставил нервничать вас и Карину. И вовсе не потому, что я мазохист и жажду, чтобы кто-то дал мне в нос.

– А почему? – спросил я. На столе я заметил пепельницу. – У вас можно курить?

– Курите, – разрешил он. – Сергей, несмотря на кучи победных реляций, борьба с раком – это всегда сражение с самой Смертью, и его исход вовсе не предрешен. Мы с горем пополам научились побеждать в некоторых случаях – при ранних обращениях пациентов, что случается нечасто, потому что большинство людей не является ипохондриками и не склонны следить за своим здоровьем с маниакальной подозрительностью, которая в данном случае необходима. К счастью, ваш случай дает надежду на благоприятный прогноз, – поспешил он меня успокоить. – Карина обратилась как раз вовремя. Но…

– Что но? – внутренне сжался я. К тому моменту я достал купленную еще в аэропорту пачку, но закурить пока не успел.

– Можно? – Доктор жестом попросил у меня сигарету. Я протянул ему пачку. – А ведь курение и даже новомодные «ингаляторы» – одна из основных причин онкопоражения гортани, горла, легких…

Он подкурил от своей зажигалки, прикрыв огонек рукой, выпустил дым и продолжил:

– Рак… иногда мне кажется, что он наделен сознанием, что нам противостоит некое разумное существо или даже божество – жестокое и изобретательное. Он научился скрывать свои симптомы и никак не проявлять себя, пока его армии – метастазы не овладеют как можно большей территорией. Он нападает внезапно, стремительно и коварно, и, даже сражаясь с ним, ты не можешь с уверенностью сказать, победил ты или это тактическое отступление, очередная коварная хитрость жестокого врага. Но мы будем сражаться – до победы!

То, что он говорил о победе, мне понравилось, и я даже, на какой-то момент, почувствовал к доктору некое расположение.

– Доктор, если будут нужны любые финансовые затраты, – начал было я.

– …я дам вам знать, – ответил он. – Пока довольно того, что вы уже заплатили. А проверку моего анализа сделайте. Хотя бы ради того маленького шанса, который всегда есть.

– Шанса на выздоровление? – уточнил я с ужасом. Неужели все так плохо?!

– Шанса на ошибочный диагноз, – ответил он. – А над выздоровлением поработаем совместно. И не опускайте рук: все плохо, но не безнадежно. И я решительно настроен в данном случае одержать победу.

Я тоже был на это настроен, но желание победить и уверенность в победе – отнюдь не одно и то же. Желание у меня имелось, а вот уверенности не наблюдалось ни у меня, ни, похоже, у доктора Скорнякова…

* * *

Когда пришла великая беда, самое худшее, что может ее сопровождать, – это одиночество. Все-таки, страдая, человек очень нуждается в чьей-нибудь, пусть и не совсем искренней, но поддержке. В слове, взгляде, прикосновении.

Не знаю, как раньше, но сейчас мы не умеем, а главное, не любим сопереживать. Необходимость выразить кому-то свое сочувствие вызывает у нас панику. Но почему? Мы так часто слышим о том, что какие-то слова не могут утешить чужую боль, что безоговорочно поверили этой фразе. Но мы так легко принимаем на веру эту идею именно потому, что она словно дает индульгенцию нашей безучастности. Если словами невозможно помочь горю – значит, мы можем ничего не говорить, все равно без толку.

Но самое худшее, что, когда горе обрушивается на нас самих, мы, вместо того чтобы прибегнуть к чьей-либо помощи, начинаем избегать людей. Мы не хотим слушать чужие слова утешения, подозревая утешителей в неискренности, в том, что они, через силу, сочувствуют нам, а в душе из-за этого только злятся на нас же. Мы, словно ракушка, закрываемся в раковине собственной скорби, и наша «ракушка» вскоре переполняется нашим страданием, нашей болью настолько, что кажется, будто по венам уже течет не кровь, а слезы…

Карину поместили в стационар, и я остался один. Конечно, я навещал ее дважды в день, привозил ей все, что она могла захотеть, и все, что ей могло понадобиться, но…

Несмотря на то что терапия только началась, на Карину она подействовала плохо. Она стремительно худела, появилась отечность и аномальная пигментация кожи, язвочки во рту и на губах, начали выпадать волосы. А главное – она невероятно ослабла и едва могла передвигаться самостоятельно.

– Мы применяем революционную химиотерапию, – объяснял Василий Владимирович. – Она содержит сильнейшие онкостатики в сочетании с не менее мощными иммуностимуляторами. С одной стороны, мы бьем по опухоли специфическим, противоопухолевым оружием; с другой – побуждаем организм бороться с ней самостоятельно.

– Отчего тогда ей так плохо? – с отчаяньем спрашивал я.

– Потому, что в ее организме идет война, – пояснял Скорняков. – И война нешутейная; когда мы болеем гриппом, мы чувствуем себя совершенно разбитыми. А грипп по сравнению с опухолью – ничто. Так что все это вполне объяснимо.

Объяснимо, понятно, но не все объяснимое нам легко принять. Состояние Карины полностью меня деморализовало. Еще хуже было то, что она находилась, мягко говоря, в совершенно подавленном настроении. А еще точнее – у нее была просто кромешная депрессия. Она как-то ухитрялась делать записи в свой черный блог, и эти записи вполне соответствовали его оформлению – кромешная тьма сочилась из каждого слова, из каждого предложения…

Она писала о смерти, о том, что она испытывает, умирая. Карина не допускала даже проблеска надежды на выздоровление. Нет – она точно знала, что умрет, и страдала – но не потому, что ее жизнь вот-вот окончится, а из-за грядущего расставания со мной.

Я пытался ее успокоить, и во время визитов к ней, наедине, и публично – в комментариях ее блогов. Тем временем число ее подписчиков еще больше выросло. Вскоре у меня от цифр буквально волосы становились дыбом, и оставалось лишь удивляться тому, скольких людей привлекает чужое страдание.

Встречались среди подписчиков и неадекваты, пытавшиеся потешаться над чужим горем; таких я банил раз и навсегда, а поскольку популярность «Мы» продолжала расти, вскоре никто из ее участников уже не пытался хамить, понимая, что может моментально и без малейшей надежды на прощение лишиться возможности подключаться к моей соцсети с официальной регистрацией. На фоне этого меня приятно удивила Ксюшенька – она появилась внезапно, написала трогательный пост, полный сочувствия и поддержки, – словно и не она, и с тех пор стала завсегдатаем Карининого блога, не ленясь поддерживать и ободрять мою любимую. Меня не покидало ощущение, что она лишь играет в сочувствие, но я не мог не отметить, что играла она талантливо.

* * *

Говорят, что друзья познаются в беде. Неправда – не только друзья. В беде познается всё. Все окружающие люди. Когда приходит беда, она словно срывает с тебя радужные очки, и ты видишь, кто чего стоит – и чего сам ты стоишь. Потому что лишь беда, лишь горе проявляют глубинную сущность человека. Показывают, чем наполнена его душа.