Вуди в бешенстве влетел без стука в кабинет Бардона:
– Мистер Бардон, вы не можете выгнать Гиллеля из футбольной команды!
– Может, это все-таки мое дело, Вудро? И кто тебе позволил врываться ко мне в кабинет?
– Это месть? Да?
– Вудро, сколько раз тебе повторять: выйди из кабинета.
– Вы даже не хотите объяснить, почему выгнали Гиллеля?
– Я его не выгонял. Официально он никогда не был членом команды. Ни один ученик не может нести ответственность за других учеников. Тренер Бендхэм ни в коем случае не должен был предлагать ему место ассистента. И потом, он убил ученика, ты забыл, Вуди? Без его нелепых идей Скотт Невилл был бы жив!
– Он никого не убивал. Скотт хотел играть, это была его мечта!
– Мне не нравится твой тон, Вудро. Твой дружок, видите ли, жалуется, что я не выполняю свои обязанности. Я их выполню. Вот увидишь. А теперь иди.
– Вы не имеете права так поступать с Гиллелем!
– Имею полное право. Я директор школы. А вы всего лишь ученики. Всего лишь ученики и ничего больше. Понял?
– Вы за это заплатите!
– Это что, угроза?
– Нет, обещание.
Никто ничего не смог сделать. Для Гиллеля с футболом было покончено.
Следующей ночью Вуди тихонько выбрался из дома Гольдманов и подъехал на велосипеде к дому Бардона. Под покровом темноты прокрался в сад, достал из сумки баллончик с краской и написал огромными буквами, через весь фасад:
Едва он кончил писать, как в его затылок уперся луч света. Он обернулся, но, ослепленный направленным на него фонарем, ничего не увидел.
– Чем это ты тут занимаешься, парень? – строго спросил мужской голос. И Вуди понял, что перед ним двое полицейских.
Дядю Сола и тетю Аниту разбудил звонок из полиции: их просили прийти в дежурную часть за Вуди.
– “Бардон – говнюк”? – огорчилась тетя Анита. – Ничего получше не придумал? Ох, Вуди, да как тебе такое в голову могло прийти?
Он пристыженно повесил голову и пробормотал:
– Я хотел ему отомстить за то, что он сделал с Гиллелем.
– Мстить не надо! – спокойно, без гнева ответил дядя Сол. – В мире все устроено иначе, ты же прекрасно знаешь.
– Что мне теперь будет? – спросил Вуди.
– Зависит от того, подаст директор жалобу или нет.
– Меня выгонят из школы?
– Мы не знаем. Ты сделал большую глупость, Вуди, и теперь твоя судьба от тебя не зависит.
Вуди выгнали из Баккери.
Тренер Бендхэм защищал его перед Бардоном, как мог; тот отказался пересматривать свое решение, и между ними произошла бурная ссора.
– Да что ж вы такой узколобый, Стив? – взорвался Бендхэм.
– Существуют правила, и их надо соблюдать. Вы видели, во что этот мелкий негодяй превратил мой дом?
– Но он же мальчишка, это мальчишка напакостил! Вы могли отправить его на полгода мыть школьные туалеты, но делать так, как вы, нельзя! Нельзя калечить жизнь двум мальчишкам.
– Огастес, я все сказал.
– Черт подери, Стив, вы директор школы – школы, мать вашу! Ваша задача – строить жизни этих парней! Строить, а не ломать.
– Именно так, я директор школы. И вы, кажется, не понимаете, какая на мне лежит ответственность. Мы призваны адаптировать детей к нашему обществу, а не наоборот. Они должны твердо знать, что есть правила, и если их не соблюдать, это влечет за собой последствия. Можете считать меня жестоким, если вам так угодно, но я знаю, что однажды они скажут мне спасибо за то, что я для них сделал. Такие мальчишки кончают в тюрьме, если никто вовремя не схватит их за руку.
– Такие мальчишки, Стив, кончают звездами НФЛ и нобелевскими лауреатами! Вот увидите, лет через десять сюда приедут телевизионщики, снимать фильм во славу Гольдманов.
– Пффф! Слава Гольдманов! Только не говорите мне, что сами верите в такие глупости…
– И журналисты будут стоять с микрофоном, а вы – самым жалким образом лепетать, что они были вашими любимчиками, лучшими учениками в школе и вы никогда не сомневались в их талантах!
– Довольно, вы переходите всякие границы. Я вас выслушал, с меня хватит.
– Знаете что, Стив, это с меня хватит! Катитесь вы в жопу!
– Что, простите? Вы совсем спятили? Я напишу докладную, Огастес. Вам тоже не поздоровится!
– Можете писать, что хотите. Я сваливаю. Не желаю иметь отношения к вашей говенной системе, которая только и может, что лишать двух пареньков их мечты! Я увольняюсь, и больше вы меня не увидите!
Он вышел, со всей силы грохнув дверью, и в тот же день написал заявление об уходе, требуя до срока отправить его в отставку.
На следующих выходных Вуди пришел к нему домой и увидел, что тот грузит вещи в свой автокемпер.
– Мистер Бендхэм, не уезжайте… вы нужны команде.
– Команды больше нет, Вуди, – ответил Бендхэм, не отрываясь от дела. – Мне уже давно надо было отойти от дел.
– Я пришел попросить прощения. Это все из-за меня.
Бендхэм поставил коробку на землю.
– Нет, Вуди, вовсе не из-за тебя. А из-за этой говенной системы! Из-за этих тухлых преподов. Это мне надо просить у тебя прощения, Вуди. Я, дурак, даже не сумел отстоять вас с Гиллелем.
– И вы сбегаете?
– Нет, ухожу в отставку. Поезжу по стране, к лету буду на Аляске.
– Вы смываетесь в вашем чертовом доме на колесах, чтобы не видеть реальности, тренер.
– Вовсе нет. Мне всегда хотелось путешествовать.
– У вас вся жизнь впереди, чтобы съездить на эту вашу паршивую Аляску!
– Жизнь не такая уж длинная, мой мальчик.
– Достаточно длинная, чтобы вы побыли с нами еще немножко.
Бендхэм крепко взял его за плечи:
– Не бросай футбол, мой мальчик. Не ради меня, не ради Бардона, только ради себя и никого больше.
– Да пошел он, этот футбол! На фиг мне болтаться в этом говне!
– Нет, не пошел! Футбол – это вся твоя жизнь!
* * *
Семейная жизнь Патрика и Джиллиан после смерти Скотта дала трещину.
Джиллиан не смогла простить мужу, что он поощрял Скотта в его занятиях футболом. Ей надо было подумать, хотелось побыть одной. А главное, она больше не могла жить в Оук-Парке. Через месяц после похорон Скотта она решила вернуться в Нью-Йорк и сняла квартиру на Манхэттене. Александра поехала с ней. Они перебрались в Нью-Йорк в ноябре 1995 года.
Родители разрешили мне провести в Оук-Парке уикенд перед их отъездом, чтобы я мог попрощаться с Александрой. Это были самые печальные дни, прожитые мною в Балтиморе.