Завет, или Странник из Галилеи - читать онлайн книгу. Автор: Нино Риччи cтр.№ 68

— Но ведь это грешно, — говорили подступившие к нему, — видеть порок и ничем ему не препятствовать.

Иешуа спросил, есть ли утех, кто его спрашивает, дети. Ему ответили, что да.

— Когда ваш ребенок дерзит, или ругается, или делает что-то похуже, разве вы прогоняете его на улицу, или, может, вы убиваете его? Нет, хорошие мать и отец будут внимательно смотреть за таким ребенком и стараться отучить его поступать дурно. Значит, и мы должны стараться исправить наших грешников, а не перелагать эту заботу на плечи других.

Многие из слушавших его поражались мудрости его ответов, особенно удивительно было слышать такие суждения из уст совсем еще ребенка. Даже те юнцы, которые недавно издевались над Иешуа как над бродягой, теперь стали приходить к нему. Они признавались, что порой черпают у него больше мудрости, чем у своих учителей, и говорит он с ними более открыто и откровенно. Однако старейшины города были раздражены авторитетом Иешуа среди жителей. Один из них пришел к нему и спросил, где в Писании говорится о том, чему он здесь учит.

Иешуа ответил ему:

— Для того, чтобы поступать разумно, не всегда надо заглядывать в Писание.

Старейшина, взбешенный, удалился.

Что я думала обо всем происходящем? Надо признаться, я была удивлена, не столько мудростью его ответов — я знала, что у него живой и острый ум, — сколько тем, какое понимание и сочувствие он выказывает посторонним людям, взять хотя бы ту женщину, Эстер. Почему ничего из этого он не проявляет дома, по отношению ко мне? Может быть, он встает только на сторону обиженных? Просто для того, чтобы эффектнее преподнести свои аргументы, — так наверняка учил его Артимидорус. Однако, возможно, я неверно поняла его. Возможно, он отдавал людям ту любовь, которую в свое время недополучил у матери, а я сама, разве я выказывала должную любовь своему мужу, например? Спустя годы я слышала, как он проповедует любовь и прощение, как тому учил великий Хиллель, но если б я видела их от него в нашем доме.

Обеспокоенные растущим авторитетом Иешуа, старейшины решили действовать через меня. Они пришли ко мне в дом и сказали, что, если я не найду способа убрать сына с улицы, я рискую потерять свое доброе имя.

Я очень испугалась, эти люди всерьез начнут копаться в моем прошлом. И каким позором тогда они могут покрыть нашу семью, нетрудно было себе представить. Какие обвинения они не замедлили бы выдвинуть против Иешуа. Я думала о сыне и о всех о нас, и кроме как глупым упрямством не могла назвать это стремление Иешуа во чтобы то ни стало уйти от спокойной, незаметной, обыденной жизни. Всегда ему надо быть на виду, всегда бросать вызов кому-то или чему-то. Если бы он знал, как трудно при этом сдерживать неуемное любопытство иных злопыхателей, касающееся уже только личной жизни, до которой никому не должно быть дела.

Я отправила к нему Якоба, попросив его уговорить Иешуа уйти с улицы. Якоб, по моему мнению, лучше всех ладил со старшим братом. Однако тот был не в восторге от своей миссии, считая, что Иешуа поступает правильно, всячески сбивая с толку старейшин. Может, поэтому он не смог убедить Иешуа. Тем не менее после их разговора Иешуа вскоре сам пришел ко мне.

— Почему ты пытаешься заставить меня замолчать, — спросил он меня, — что плохого в правде?

— Что ты можешь знать о правде? Ведь ты так молод.

— Правда в том, что ты боишься их, ты думаешь только о своем положении.

Я страшно рассердилась: что он мог знать о моих страхах и о том, как я пытаюсь защитить его?!

— Я боюсь за тебя, ты незаконнорожденный, и тебя могут изгнать из города.

По его растерянному и обиженному виду я поняла, что он ни о чем не догадывался. Не смел догадываться. Я вдруг поняла причину всех тех колкостей и насмешек, которыми он так мучил меня в детстве. Он пытался преодолеть невидимую и практически непреодолимую преграду, надеялся вопреки всему. И признание Трифоном его талантов только упрочило в нем несбыточные надежды. А он отчаянно силился понять причины того молчаливого заговора, который окружал его с самых первых дней.

— Возвращайся домой, — велела я ему, — твое место здесь.

— Я нашел свое место, — сказал он мне, — оно на улице.

Ему шел тогда шестнадцатый год. Он исчез из города; как поговаривали, он присоединился не то к разбойникам, не то к повстанцам. Я не пыталась его разыскать. Найти нужно было самую малость — ту нить, что связала бы нас с ним, а ее не сыскать было и в целом мире.

Я долгое время не имела никаких вестей от Иешуа и ничего не могу сказать о том, как он провел все те годы после его ухода из города. Говорят, что кто-то видел его в Сидоне, а может быть, в Дамаске; кто-то утверждал, что он дошел до самого Рима. Но вероятнее всего, Иешуа стал опять рыбаком в Синабрии. С течением времени даже слухи перестали доходить до меня. Иногда мне думалось, что, возможно, его нет в живых, или он поменял имя, или ушел куда-нибудь далеко-далеко, где ничего не может напомнить ему о прошлом. Я же занялась устройством остальных своих детей. Выдала замуж — довольно удачно — двух своих дочерей; старшим сыновьям подыскала хороших, скромных и покладистых жен — жизнь внешне складывалась вполне удачно. Я заботилась, чтобы семья наша в городе имела доброе имя. Овдовев, я, к счастью, не впала в нищету. Оливковая роща, которую я купила, плодоносила, мои сыновья работали: двое в Сифорисе и один в Тверии, новой столице, которая строилась очень быстро.

Спустя несколько лет после ухода Иешуа стали много говорить о некоем Иоанане; о нем говорили как о великом еврейском пророке. Он проповедовал о справедливости для всех, в том числе и для простых людей, и отвергал всякого рода лицемерие. Однажды, в пасхальные дни, возвращаясь из храма после жертвоприношения, мы увидели лагерь Иоанана, разбитый его последователями на берегу Иордана. Множество людей приходило к нему, чтобы очиститься и получить благословение. Бесчисленные ряды шатров и палаток тянулись во все стороны — таким огромным авторитетом пользовался Иоанан среди людей. Среди приходивших к нему за очищением было большое количество страдающих одержимостью, причем мужчин было так же много, как и женщин. Поэтому над тем местом, где был лагерь Иоанана, стоял несмолкаемый вопль, раздавались стоны и завывания. Тому, кто не знал о том, что здесь остановился Иоанан, могло показаться, что это какое-то проклятое место.

Когда мы проходили мимо, Якоб спросил, не стоит ли нам подойти к Иоанану за благословением. Кое-кто из шедших вместе с нами подошли к воде со стороны лагеря с явным намерением произвести обряд омовения. Я ответила Якобу, что мы принесли очистительную жертву в храме и не нуждаемся больше в никаком очищении.

Мы уже собирались продолжить свой путь, когда мой сын Иозес шепнул мне, что, кажется, видел Иешуа в лагере Иоанана: тот молился рядом с пророком, стоя на берегу реки. Я с трудом поверила словам сына. Все же я последовала за Иозесом, который повел меня через лагерь к берегу, где собрались молящиеся. Они стояли на коленях на мелководье, около дюжины людей; я видела склоненные головы, волосы свисали космами, кожа была у всех коричневая, прожженная солнцем, их трудно было отличить друг от друга. Однако я сразу узнала своего Иешуа. Он был подпоясан кожаным поясом, какие носили приверженцы Иоанана. Мне бросилось в глаза, как сильно он изменился с той поры, как покинул нас: сильно похудел, почти высох, кожа загорела до черноты, длинные волосы, как и у остальных, закрывали лицо. Но и Иозес, к моему удивлению, так же быстро узнал брата.