С рассказом ничего не получилось: Гройс неожиданно уснул сразу после завтрака. Ирма положила ему чуть больше овсянки, чем накануне. Старик облизал ложку, посмотрел на женщину сонными глазами и вдруг начал заваливаться набок. Ирма так перепугалась, что едва не принялась делать ему искусственное дыхание.
– Да не помираю я, – пробормотал Гройс, пока она в ужасе тормошила его и умоляла дышать, что выглядело смехотворно, учитывая ее намерения. – Спать… хочется…
И уснул.
Ирма не знала, что когда ночью она вошла в его комнату, старик притворился спящим. Он лежал, ровно дыша и дожидаясь, когда на его лицо опустится подушка. Или лезвие ножа коснется шеи, если она недостаточно умна и не боится испачкать стены кровью. Но подушка оставляла ему шанс, а лезвие – нет.
Гройс ждал целую вечность, повторяя про себя: нащупать ее голову, схватить за горло, начать душить. Он слишком слаб, он бессилен против здоровой рослой женщины. Но ничего другого не остается.
Ирма постояла над ним и ушла.
Заснуть в эту ночь Гройс больше не смог. Он закрывал глаза и темнота сгущалась в женскую фигуру, возвышавшуюся у его постели. Под утро он все же провалился в сон, и ему приснилось, что Ирма закапывает его заживо. Старик задергался, позвякивание цепочки разбудило его. В первый раз за все время он благословил свои наручники.
Когда Ирма принесла кашу, Гройс плохо соображал, что происходит. Измученный голодовкой, вчерашним побегом, бессонницей, болью в опухшей ноге, он машинально съел жидкую овсянку.
И крепко уснул.
Ирма мыла посуду, когда раздался стук в дверь. Звонок Ирма отключила: Чарли начинал лаять как бешеный, если звонили в дверь, а мальчишки с дальнего конца поселка часто хулиганили.
«Не буду открывать», – подумала она, мерно водя мочалкой по тарелке.
Постучали еще настойчивее.
«Возможно, это из страховой конторы, – спокойно сказала себе Ирма. – Или почтальон».
За дверью переминался с ноги на ногу симпатичный молодой парень с взъерошенными русыми волосами. В тени акации прятался пыльный черный джип. Если это и был почтальон, он доставлял очень дорогие письма.
Ирма вытерла руки полотенцем и приказала Чарли не лезть под ноги.
– Здравствуйте, – сказал парень. – Вы Елена Одинцова? Меня зовут Макар Илюшин. Я по поводу Михаила Степановича Гройса.
Глава 9
Ночью прошел дождь. Утро выдалось румяным и блестящим, как созревшее яблоко. Гуля катила коляску по парку, высматривая скамейку посуше. Пашка вертелся, дрыгал ногами, пару раз чуть не вывалился, и в конце концов она строго сказала, что так вести себя нельзя, иначе они вернутся домой.
Домой сын не хотел и сразу притих.
Гуля нашла место подальше от мокрых лип, сунула Пашке заранее припасенную новую игрушку. Сидела спокойная, почти умиротворенная, подставляя лицо лучам.
Рыжеволосую женщину она заметила издалека. Рыжих Гуля не любила: все они лгуньи. Та несла в руках цветные коробки и рыскала взглядом.
Гуля помрачнела. Каждый день одно и то же!
– У меня денег нет, – неприязненно сказала она, когда женщина свернула с дорожки к ее скамье. Длинноногая, худая, джинсы в обтяжку. Футболка с совой, как у подростка. Противная.
– Я ничего не хотела вам продавать.
– Тогда идите куда шли. Занята скамейка. – Гуля начала сердиться. Отвлечет сейчас Пашку, и не угомонишь его потом.
Торговка не обиделась, улыбнулась. Пышные рыжие волосы стояли дыбом вокруг бледного лица, как будто она с утра забыла причесаться.
– Понимаете, наша фирма сегодня устраивает розыгрыш. Это беспроигрышная лотерея, вы в любом случае что-нибудь получите.
Гуля решительно мотнула головой. Дураков нет. Сначала говорят, что бесплатно, а потом начнут разводить. Деньги она с собой не взяла, но противно же. Как в навозе испачкалась.
– Пожалуйста, – попросила женщина. – Нужно лишь вытянуть шарик с номером. А я выдам вам приз, и, если хотите, сразу же уйду.
Гуля недоверчиво покосилась на коробки. Красивые… Сразу видно, что с дорогими игрушками.
– А в чем подвох?
– Да нет никакого подвоха, – устало сказала рыжая. – Простите, можно я присяду на минутку? С восьми утра на ногах, никаких сил не осталось.
Вблизи стало видно, что лицо у нее и правда измученное, осунувшееся.
За синяки под глазами Гуля внезапно простила ей и длинноногость, и худобу, и дурацкую футболку.
– А чего бегаете-то? – уже миролюбивее спросила она.
– Да начальство приказало сегодня разыграть все эти коробки до одиннадцати утра. Для них это вроде рекламной акции. А кто в такую рань будет гулять?
– Вы ж их, получается, на халяву отдаете! – удивилась Гуля.
– Да, но кому попало нельзя. Надо, чтобы ребенку досталось.
Гуля совсем подобрела.
– Ладно, давайте сюда вашу лотерею.
Вытащила из мешочка шарик с номером и получила перетянутую скотчем коробку с деревянной машинкой – новой, крепкой. Обрадовалась так, словно это она маленькая и ей вручили чудесную игрушку.
Пока женщина отдыхала, они незаметно разговорились.
Случайный прохожий, идущий мимо полчаса спустя, мог бы услышать обрывок диалога.
– …хороший человек, ничего не скажу.
– Чем же хороший?
– Добрый, ни разу словом злым не обидел. От Пашки не морщится. Я же вижу, как у других от него морды сразу делаются перекошенные.
– А кем работает?
– Не знаю, не говорит. Но богатый. Машина своя, всегда при деньгах. Лекарства привозит, продуктами помогает.
Гуля помолчала.
– Мы ему, конечно, не нужны…
Она сказала это с удивительной простотой и каким-то величавым смирением.
– Откуда вы знаете?
Гуля улыбнулась ее наивности.
– Такое всегда видно. Плохо, что я сама прикипела к нему сильно. – Она вздохнула. – Тимур красивый очень. Ласковый. Я возле него отогреваюсь. Так-то все одна да одна, вон в парк выйти по солнышку – счастье. Лето кончится, начнется грязь да снег. Коляску не протолкнешь. Буду дома сидеть, в четырех стенах, как зверь. А я люблю тепло! – Она мечтательно сощурилась.
– Почему одна? – спросила женщина с какой-то странной тревогой. – У вас друзей разве нет? А семья, родители?
Гуля с улыбкой покачала головой. Про семью говорить не хотелось, она и не стала.
Пашка завозился, изломанными своими ручонками задергал в воздухе. Она поправила на нем сползшее одеяло.
– Знаете, мне самой такие дети прежде казались кем-то вроде инопланетян. Не отсюда. Я смотрела и не понимала: что с ними делать? как жить? Потом этот вот товарищ родился, – она кивнула на инвалидную коляску. – Оказалось, что я теперь тоже инопланетянин! Живет с тобой такое вот существо… И перетягивает тебя на свою сторону. Не в том смысле, что становишься больной. Но перестаешь быть с теми, кто здоровый. Понимаете?