Молодой князь Иван так хотел увидеть Глашу, но она с вечера уехала в деревню и вернется на той неделе. А как он нуждался в ней в эту ночь, в утешениях ее…
Мысли к нему приходили тревожные. Они бередили душу.
Как скоротечно время! Казалось бы, только вчера они с Санькой гоняли голубей, была жива мать, великая княгиня Мария.
И вот год за годом минуют, как ушла из жизни мать. Женился Санька, и Настена у него пригожая. Скоро, поди, дети пойдут у Александра, сына Гаврилы. Верно, пора бы и ему, молодому князю Ивану, семьей обзавестись, да ныне не до того. Отец, великий князь Иван Васильевич, собрался вступить в брак с греческой царевной Софьей.
Может, конечно, для Московской Руси и польза великая от такого брачного союза, как говорит владыка, митрополит Филипп, но какова жизнь у него, Ивана Молодого, будет? Не станет ли Софья козни творить?..
К утру забылся и сон увидел. Будто день ясный, солнечный и он, Иван, оказался в чьем-то доме. Хозяева его привечают, потчуют. Целую посуду жареного мяса на стол выставили, а хозяйка еще пирог с ягодами несет.
Однако это не хозяйка, это Олеся. Льнет она к Ивану, шепчет: «Что же ты, княжич, позабыл меня?»
Иван хотел сказать ей, что помнит. Чуть отстранился, а глянул - не Олеся это, а Глаша…
На том и пробудился.
Открыл глаза, прислушался. Дождь вроде прекратился. Подумал: к чему бы сон такой?
Выйдя на Красное крыльцо, князь Иван Молодой увидел блестящую от дождя соборную площадь, пустующую паперть Благовещенского собора, редких прохожих.
Чуть ли не рысью протрусил чернец в рясе и клобуке, проковыляла старуха-нищенка - эта первая сядет с деревянной чашей на ступени собора, проехал безоружный гридень - только и того, что саблей опоясан.
Князь Иван спустился с крыльца, пересек площадь и вошел во дворец митрополита. Старый монах, исполняющий при Филиппе роль дворецкого, провел князя в приемную, промолвив:
- Владыка в церкви домовой, подожди, сыне. Сел Иван, пробежал глазами по полкам с книгами.
Не услышал шагов Филиппа, от голоса вздрогнул:
- Что привело тебя, сыне, в столь ранний час? Голос у митрополита тихий, ласковый. Сели.
- Отче, исповедуй меня, душа терзается. Червь гложет ее.
Филипп изучающе посмотрел на молодого князя.
- Что за тревоги в тебе? - Потеребил нагрудный крест. - Какие вины чуешь за собой?
- Нет, отче, не чую вин. Зрю, грядут перемены в жизни моей, оттого и тревоги.
- Ты связал это с приходом во дворец царевны Софьи?
Иван кивнул.
- Успокой, сыне, душу свою. Ты великий князь Московский, и никакие перемены не коснутся тебя. А от брака этого, я сказываю, великая польза земле русской. Благо, что государь понял это.
Филипп поднялся. Встал и молодой великий князь.
- Пойми и ты, князь Иван.
Поцеловав владыке руку, Иван Молодой покинул дворец митрополита.
Но ни осенью, ни зимой посольство в Рим не выехало. Оно отправилось только весной, когда сошел снег и почки на деревьях набухли и готовы были распуститься.
Как и в прошлый раз, Фрязин с Санькой ехали в колымаге, и налипшая на колеса грязь тормозила движение.
Со времени Орды на некоторых дорогах поставили почтовые ямы, и смотрители на них меняли уставших лошадей и давали приют путникам.
Пока посольство добиралось до Любека, месяц минул. В дороге не раз кузнецы коней перековывали, шины на ободья набивали.
Послам великого князя Московского в пути препятствий не чинили, грамота защищала. Ехали землями московскими, потом Великого княжества Литовского и Польского. От Дорогобужа через Мозырь, берегом Припяти до Турова. Саньке все в диковинку: как все эти города оказались под властью Литвы и Польши?
В Любеке задержались, ждали корабль, который направлялся в Неаполь. Санька по городу бродил, жизнью иностранцев любовался. Чудно живут. Город торговый, в камень одетый, кирхи и трактиры, порт и причалы все из камня. Домики плющом зеленым увиты. И на улицах никакой грязи, булыжником улицы вымощены. Даже стоки для нечистот и те в камень взяты…
У причалов корабли торговые из разных стран, шхуны рыбацкие на волнах покачиваются. По утрам возвращаются рыбаки с уловом и тут же у причалов торг устраивают. Казалось, сюда весь Любек сходится. Саньке казалось, что любекские жители кроме рыбы ничего и не едят…
Когда московские послы устали ждать, в порт наконец пришел корабль из Италии.
Пока грузы сносили на берег и корабельщики передыхали, еще неделя минула.
Из Любека отплыли под парусами при попутном ветре. Весело вздрагивая, корабль взял курс на Неаполь.
Когда на корабль в Любеке всходили, Санька проклинал государеву затею с невестой. Эко придумал, царевну из Рима брать! А как по морю плыть?
А Фрязину морские качки опять нипочем. В ту первую поездку он исполнил поручение великого князя, и тот остался доволен. Невеста великому князю приглянулась. Хороша собой - брови соболиные, волосы пышные, осанка царская, и коли по парсуне судить, то все в ней выдает царственную византийку.
Во второй раз Фрязин едет в Рим с поручением деликатным: ему надлежит представлять великого князя на обручении с невестой.
Иоанн Фрязин доволен собой. В бархатном кафтане с пуховым подстегом, в шапке низкого меха, в добротных сапогах, он давно уже позабыл, как нищим монетным мастером Джоном Баптистой делла Вольпе добрался из солнечной Италии в Москву и был взят отцом нынешнего князя Ивана Васильевича, Василием Темным, на службу в монетный двор. Мастер принял православную веру и был наречен Иоанном Фрязиным.
Итальянца заметили, и у великого князя Ивана Васильевича он вошел в доверие, а ныне вон какая милость выдалась ему.
Фрязин думал, что если он привезет невесту для великого князя, то быть ему самым главным на монетном дворе, глазами и ушами государя. Тогда Фрязин построит себе дом на Москве не хуже боярских хором, о двух ярусах и с хозяйственным двором. В отчие края Иоанна не тянуло. Жаль только, что не видят в родной Генуе, кем стал их бедняк Джон Баптиста…
Дорога от Москвы до Рима долгая и опасная, с ночевками на постоялых дворах, где, того и гляди, повстречаются разбойные люди.
А в Гамбурге, как ни береглись Фрязин и Санька, все-таки обокрали их лиходеи, унесли кошель с золотыми, какие выделили им в Москве на проезд. Хорошо, что не держали они все деньги в одной суме.
Погоревали послы московские, в Любеке дождались корабля и поплыли в Неаполь. А Санька все Бога молил, чтобы море оказалось добрым.
Многие ветры пронеслись над Московской Русью, многими водами обновились реки, омыли дожди леса и землю - медленно поднималась Русь в единое государство.