Уже на пятой минуте забега Никита понял: ночного гостя они упустили. Он чувствовал себя в лесу словно в родной стихии. И если прежде он, не таясь, шел к ним прямо в руки, выдавая себя шумом, то сейчас, понимая, что его преследуют, превратился в беззвучного невидимку.
Пробежав около полукилометра напролом через лес, они остановились, дыша как запаленные лошади.
— Амба, Никита Михалыч, с армии так не финишировал, — Сидоров по-спортивному нагнулся, уперев руки в колени. — Сволочь быстроногая Ну погоди, все равно никуда не денешься. Дознаюсь, кто сюда по ночам шастает. Местный он, Никита Михалыч, как пить дать. Почему говорю — дорогу хорошо, гадюка, знает. Берегом бы ему вроде удобнее, место там открытое, удирать ловчее. А он не туда брызнул Потому что отлично, падаль такая, знает, грязища там непролазная — сразу по уши увязнешь. Ну ворюга! Только если это ханыга какой — все равно не понятно, на черта ему эта дохлятина лежалая? Собаки, хищники иное дело — они и падалью не брезгуют, но человек! Хотя алкаши сейчас, чтобы на бутылку заколотить, и падаль продать на рынке по дешевке не побрезгуют. Народ-то дурак, где дешевле, туда и кидается, на качество не смотрит, зарплату вон месяцами на предприятиях не платят — тут не до свежего мясца, и тухлятине рад будешь.
— Ты видел, как он двигается, Саш? Разве похож он на ханыгу-пропойцу? Мы, молодые, здоровые мужики, его догнать не сумели, — Колосову стало жарко, он скинул телогрейку — Ты хоть рассмотреть его успел?
Участковый сокрушенно покачал головой.
— И я нет, — утешил его Никита. — Глаза только видел.
Зыркнул он на твой фонарь и. Эх, поторопился ты, лейтенант, со своим «руки вверх»
— Так я ж думал — синяк, алкаш какой, Никита Михалыч.
А это… и вправду, двигается он как бог лесной. И-эх, японский бог, Сидоров отряхнул куртку от налипшей хвои. — Так что же тогда это у нас выходит? И вправду, не зря, видно, мы с вами ночь не спали. Точнее, зря, потому что упустили, но… Кое-чего кумекать и я теперь начинаю, Никита Михалыч, по какой причине вы сегодня сюда со мной пришли. Насчет…
— Насчет чего ты, Саша, кумекаешь? — устало осведомился Колосов.
— Да вот. Видно, не собак бродячих вы тут дожидались. Видно, подозрения у вас… Только я все одно не пойму пока. ежели вы какую-то свою версию насчет наших убийств отрабатываете, то… то какое же отношение к тем трупам эта дохлая овца имеет?
— Не знаю я, Саша. Ничего пока не знаю. И версии у меня никакой нет. Сначала их даже слишком много было, а теперь… — Колосов прислонился к стволу. — Знаю только, что необычный вор нам сегодня тут привиделся и не пропойца-козокрад. Не могу тебе сказать, кто это был, но встретиться с таким вот, как ты выразился, лесовиком, когда он готов к встрече, а я нет, — не хотелось бы. И вот еще что, Саша… Ты пока молчи о нашем приключении, ладно?
— Конечно. Как скажете. Странно все — словно приснилось, — участковый кивнул. В голосе его слышалось недоумение. Но просвещать его Колосов не собирался. Ему тоже все события этой странной ночи представлялись сном.
Глава 20
ТЮРЬМА — БАЛАНДА
Ночное происшествие не прошло для Колосова даром. На утренней оперативке у начальника Раздольского ОВД, где собирались руководители всех служб, он был угрюм и задумчив.
Попросил собраться в кабинете всех сотрудников отдела по борьбе с преступлениями против личности. Этот отдел Раздольского угрозыска с самых первых дней раскрытия убийства Антипова-Гранта был ориентирован на отработку местного криминального контингента, ранее судимых, находящихся под административным надзором, лиц, страдающих психическими заболеваниями, ведущих антиобщественный образ жизни, и им подобных. Это была обычная оперативная рутина — просеивание потенциальных подозреваемых, проверка их образа жизни независимо от того, какие бы версии ни выдвигались по делу. Поначалу это традиционное просеивание контингента мало волновало Колосова и его коллег — тогда на первый план выходили версии внутренних разборок в ОПГ. Теперь Никита вызвал на подмогу раздольским сыщикам нескольких сотрудников отдела убийств Главка, настоятельно посоветовав еще раз тщательно проверить всех лиц, проходящих по спецкартотекам. К потенциальному криминальному контингенту он прибавил цыган, и еще вполне вроде бы приличных и законопослушных на первый взгляд граждан: всех дачников мужского пола от восемнадцати до сорока пяти лет, посещавших территорию Раздольского района в апреле — мае, военнослужащих, расквартированных в Раздольске военных частей, а также всех спортсменов и тренерский состав военно-спортивной школы на бывшей базе отдыха в Отрадном.
Заняться Отрадным он поручил опытному Королеву и двум его напарникам. По базе, по видам единоборства, которые там изучают, по лицам, учащимся и работающим в школе, и по самому ее владельцу Степану Базарову он хотел бы получить самую полную информацию. С некоторых пор на ум ему все чаше начало приходить одно замечание, брошенное вскользь судмедэкспертом во время осмотра трупа Антипова. Тот, помнится, предположил, что в момент нападения на киллера убийца применил какой-то специальный боевой прием, лишивший тренированного и сильного Гранта способности активно сопротивляться. В отношении нападавшего эксперт употребил странный термин — «объект».
Колосов все чаще ловил себя на том, что это самое словечко «объект» не «человек», не «преступник», не «подозреваемый», а именно «объект», нечто пока еще бесформенное, неопределенное, но пугающее понятие — он стал употреблять для обозначения разыскиваемого по раздольским делам фигуранта.
Портрет убийцы — примерный набросок, который в ходе каждого дела непременно создает в своем воображении каждый оперативник, занимающийся раскрытием, на этот раз ассоциировался у Колосова с разрозненной мозаикой, где часть составляющих была безвозвратно утеряна, а часть словно бы добавилась из других причудливых и необычных головоломок.
К сожалению, события складывались так, что сам осмотр места происшествия, основа основ для каждого профессионала розыска, как это и внушал сам Колосов своим молодым коллегам, в случаях обоих убийств дал мало пользы. «Объект» не оставил фактически никаких следов, кроме своей характерной визитки — способа расправы с жертвой и последующих манипуляций с трупами. Мозаика его портрета, на взгляд Колосова, включала такие разнородные составляющие, как нехарактерные, нетипичные повреждения на телах потерпевших, шерсть неизвестного животного, манипуляции с кровью жертвы в случае Гранта, полное отсутствие признаков ограбления и каких-либо сексуальных посягательств.
К портрету вроде бы по базовому признаку «нетипичная травма» сломанная шея — подходили и странные убийства животных, совершающиеся, как выяснилось, в Раздольском районе с неприятной регулярностью. И кроме того, совершенно особое место в «мозаике» теперь заняла ночная погоня за неизвестным.
Этот самый «объект» никак не вписывался в стандартные рамки преступного поведения, ломал стереотипы, которые за годы работы в розыске успели сложиться у Колосова по убийствам такой категории. С точки зрения логики, поступки этого существа не укладывались ни в одну из стандартных моделей поведения серийного убийцы. Если предполагать, конечно, что прежние версии по этим делам были ошибочны, и выдвинуть версию о том, что в Раздольске появился новый серийный маньяк. «Что-то не так в этом деле» — становилось для Колосова чем-то вроде навязчивой идеи. И, как никогда, в это утро после ночной засады, когда голова его разламывалась, глаза слипались, все мускулы болели так, словно он всю ночь грузил мешки с углем, никогда еще Никита так не нуждался в умном совете, точнее, даже в плодотворной дискуссии с коллегой-оппонентом, с которым можно было бы детально обсудить все странности этого необычного дела, все разнородные составляющие этой причудливой мозаики.