Руководство для домработниц - читать онлайн книгу. Автор: Лусиа Берлин cтр.№ 107

– Ни одной pinche ^[285] слезинки. Хоть бы для виду пригорюнились, – она уже заулыбалась. – Вы как тюремные надзирательницы: “Выпей это. Вот тебе носовой платок. Поблюй в тазик”.

Вечером я укладывала ее спать, давала таблетки, делала укол. Целовала, укрывала одеялом. “Доброй ночи. Я тебя люблю, сестренка моя, mi cisterna ^[286]”. Спала я в маленькой комнатке – в кладовке, рядом с Салли, слышала сквозь фанерную перегородку, как она читает, мурлычет под нос, пишет. Иногда она плакала, и это было хуже всего, потому что она утыкалась в подушку, пытаясь заглушить свои почти беззвучные горькие рыдания.

Первое время я бежала к ней, пыталась утешить, но, казалось, рыдания становились еще горше, переживания – еще острее. Снотворное действовало на Салли шиворот-навыворот: будило ее, бередило нервы, вызывало тошноту. И тогда я просто стала ее окликать через перегородку: “Салли. Дорогая Соль-и-Pimienta ^[287], Сальса, не вешай нос”. И всякое такое.

– Помнишь, как в Чили Роса клала нам в постель горячие кирпичи?

– Совсем забыла!

– Хочешь, найду тебе кирпич?

– Нет, mi vida, меня уже в сон клонит.

* * *

Ей сделали мастэктомию, провели курс лучевой терапии, и пять лет у нее все было отлично. Правда-правда, отлично. Сияющая, красивая, она была безумно счастлива с Андресом, человеком добрейшей души. Салли и я подружились – впервые после нашего тяжелого детства. Это совсем как влюбленность: мы открывали для себя друг дружку, все, что нас роднило. Мы вместе ездили на Юкатан и в Нью-Йорк. Я приезжала в Мексику, или она – в Окленд. Когда наша мать умерла, мы провели неделю в Сиуатанехо и разговаривали круглые сутки. Мы изгнали из себя злых духов: тени наших родителей, нашего собственного соперничества, – и, по-моему, мы обе стали взрослыми.

Тот ее звонок застал меня в Окленде. Теперь рак угнездился в ее легких. По всему телу. Времени в обрез. Apъrate ^[288]. Приезжай немедленно!

Мне понадобилось три дня, чтобы уволиться с работы, собрать вещи и съехать с квартиры. В самолете, летящем в Мехико, я размышляла о том, что смерть кромсает время. Моя обычная жизнь испарилась. Сеансы психоанализа, бассейн в ИМКА ^[289]. Как насчет ланча в пятницу? Вечеринка у Глории, завтра к зубному, стирка, забрать книги у Мо, уборка, кошачий корм кончается, в субботу посидеть с внуками, на работе заказать марлю и кнопочные гастростомы, написать Августу, поговорить с Джози, испечь оладьи, должен зайти Ч.Дж. Год спустя я испытала еще более сюрреалистическое ощущение: продавцы в бакалее и книжном, друзья, случайно попадавшиеся мне на улице, – все они даже не заметили моего отсутствия.

В Мехико я прямо из аэропорта позвонила Педро, ее онкологу, – выяснить, чего ждать. Думала: еще несколько недель, не больше месяца. “Ni modo ^[290], — сказал он. – Продолжим химиотерапию. Может быть, шесть месяцев, или год, или даже больше”.

– Если б ты мне просто сказала: “Приезжай сейчас, я так хочу”, я все равно бы приехала, – сказала я ей в тот вечер.

– Нет, ты бы не приехала! – засмеялась она. – Ты реалистка. Ты знаешь, что у меня есть слуги, которые все за меня делают, и сиделки есть, и врачи, и друзья. Ты бы подумала, что я пока в тебе не нуждаюсь. Но я хочу, чтобы ты уже сейчас помогла мне привести все в порядок. И чтобы ты готовила еду – тогда Алисия и Серхио будут обедать дома. Я хочу, чтобы ты мне читала, чтобы ты обо мне заботилась. Теперь, когда мне одиноко и страшно. Ты нужна мне сейчас.

У нас у всех есть мысленные фотоальбомы. Остановленные мгновения. Снимки наших родных и близких в разные моменты. На этом снимке – Салли в темно-зеленом спортивном костюме, сидящая по-турецки на своей кровати. Кожа светится, в зеленых глазах сияют слезы, она разговаривает со мной. Никакого лукавства, никакой жалости к себе. Я обняла ее, как я была ей благодарна за доверие!

В Техасе я, восьмилетняя, ненавидела ее, трехлетнюю, так сильно ей завидовала, что мое сердце кипело от ярости. Наша бабушка махнула на меня рукой, и я росла, как сорная трава, беззащитная перед остальными взрослыми, но маленькую Салли бабушка охраняла неусыпно, расчесывала ей волосы, пекла для нее одной пирожные, укачивала ее, пела “Далеко в Миссури”. Но у меня даже с тех времен сохранились мысленные портреты Салли: улыбаясь с непритворной ласковостью, которую она пронесла через всю жизнь, маленькая девочка протягивает мне песочный куличик.

Первые месяцы в Мехико промчались стрелой, как в старых фильмах, когда на отрывных календарях мелькают дни. Ускоренная перемотка: плотники – все поголовно Чарли Чаплины – стучат на кухне, водопроводчики гремят в ванной. Приходили мастера чинить все дверные ручки и вставлять разбитые стекла, циклевать полы. Мирна, Белен и я, засучив рукава, взялись за кладовую, tapanco ^[291], платяные шкафы, книжные стеллажи и комоды. Мы выбрасывали туфли и шляпки, собачьи ошейники, жакеты а-ля Неру. Мерседес, Алисия и я достали всю одежду и украшения Салли, снабдили этикетками – кому из друзей что отдать.

Ленивые сладостные дни на полу в спальне Салли: разбирать фотографии, читать письма и стихи, сплетничать, рассказывать истории. Весь день люди звонили – то по телефону, то в дверь. Я отфильтровывала звонки и посетителей, обрывала их, если Салли уставала, или не обрывала, если она наслаждалась, – например, всякий раз, когда она разговаривала с Густаво.

Когда кому-то впервые ставят смертельный диагноз, звонки, письма и гости текут лавиной. Но идут месяцы, время превращается в тяжелые времена, и все меньше народу появляется. Вот когда болезнь разбухает, а время становится медлительным и громким. Слышишь тиканье будильника, и церковные колокола, и позывы на рвоту, и каждый хриплый вдох и выдох.

Андрес и бывший муж Салли Мигель приходили каждый день, но в разные часы. Только один раз пересеклись. Я подивилась, как все автоматически лебезили перед бывшим мужем. Он давным-давно женился на другой, но его гордость все равно щадили. Андрес просидел в спальне Салли всего несколько минут. Я принесла ему кофе и pan dulce. Едва я поставила чашку и тарелку на стол, вошла Мирна: “Сейчас придет сеньор!”

– Скорее, в твою комнату! – сказала Салли.

Андрес убежал в мою комнату, прихватив кофе и булку. Только я прикрыла за ним дверь, появился Мигель.