Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - читать онлайн книгу. Автор: Мойзес Наим cтр.№ 59

Все это неминуемо подводит нас к мысли, что концепция мягкой силы как минимум весьма относительна и очень сильно зависит от краткосрочных изменений в международной обстановке, в мире, где информация передается с небывалой скоростью. Многим странам это ничуть не помешало взять данную концепцию на вооружение и заняться поиском путей увеличения своей мягкой силы. Исследователь Джошуа Курланцик считает, что переход Китая к стратегии мягкой силы произошел в 1997 году, когда страна обосновала отказ девальвировать свою валюту желанием “спасти Азию”. За прошедшее с тех пор время Китай стал крупным игроком, оказывающим поддержку многим странам Юго-Восточной Азии, объем предоставляемой им помощи возрос, а реализуемые в Африке проекты стали масштабнее; в разных странах мира ускоренными темпами ширится китайское телевещание, открываются институты Конфуция, где предлагаются культурные программы и курсы китайского языка. В феврале 2012 года Центральное телевидение Китая открыло студию в Вашингтоне (с интернациональным штатом, насчитывающим более шестидесяти сотрудников) и приступило к съемке передач для США ^{223}. Кроме того, Китай становится желанной гаванью для творческой интеллигенции из разных стран; ощущение возрастающей роли Китая побуждает родителей всего мира задуматься: а не отдать ли своего ребенка на курсы китайского языка, точнее – его мандаринского диалекта. Сегодняшний Китай явно предпочитает всем стратегиям мягкую силу ^{224}.

В Индии, напротив, мягкая сила пока еще не столько приоритет политики, сколько предмет изучения для аналитиков, которые предполагают, что эта страна уже обладает преимуществами мягкой силы, во-первых, за счет демократического правления, а во-вторых, благодаря тому, что она привлекала не одно поколение туристов из западных стран, а теперь – и инвесторов. “Индия, как никто другой, умеет преподать себя другим, причем делает это убедительней, привлекательней, чем ее конкуренты”, – утверждал Шаши Тарур, писатель и функционер ООН, а впоследствии – министр индийского правительства и политический деятель ^{225}. И в качестве одной из составляющих мягкой власти глава зарубежных индийских культурных программ привел популярность йоги ^{226}. При всей неопределенности подобных заявлений единственная область, в которой мягкая сила Индии общепризнана, является Болливуд – мировой лидер по производству и экспорту кинопродукции. За многие десятилетия индийское кино обрело массу поклонников в странах Азии, Африки, Ближнего Востока и Восточной Европы, а в наши дни врывается и в западный коммерческий мейнстрим.

Если популярность массмедиа считать более надежными показателями мягкой силы (как в случае с Голливудом и Болливудом), стоит также отметить мексиканские и колумбийские мыльные оперы, нигерийские малобюджетные фильмы и южноафриканские реалити-шоу, которые расширяют плацдарм культурного влияния. Подобно тому, как окончание холодной войны заставило Россию и Восточную Европу выбросить на мировые рынки целые арсеналы оказавшегося невостребованным оружия, так и с концом монополии государственных телеканалов образовался вакуум, который сразу же заполнился дешевыми мыльными операми из Латинской Америки, породившими армии поклонников и создавшими соответствующий рынок. В Юго-Восточной Азии выросло целое поколение людей, у которых Южная Корея ассоциируется не только с противостоянием КНДР или продолжительной диктатурой 1970-х годов, но и с корейскими видеоиграми, поп-звездами и сериалом “Зимняя соната”. Пользуясь моментом, власти Южной Кореи организуют концерты, создают региональные культурные центры, где каждый желающий может заняться изучением корейского языка и постигать азы корейской кухни. Когда возникает возможность усилить мягкое воздействие, наживать подобный капитал становится легко и приятно, а зачастую – и очень малозатратно ^{227}. Недавний пример культурного воздействия Кореи – США, где рэпер Сай со своими песнями и танцами в стиле каннамгу стал настоящей сенсацией. (Каннамгу – название престижного района в Сеуле.) Корейский поп – очередное мощное культурное явление Кореи – завоевал огромное число поклонников: согласно сообщениям New York Times, еще с 2010 года песни и альбомы Джея Парка – популярного исполнителя в стиле ритм-энд-блюз – в чартах на iTunes в Америке, Канаде и Дании стали хитами. Вкупе с повсеместным присутствием продукции таких гигантов, как Samsung, Hyundai, Kia и LG, подобные проявления культурной экспансии способствуют усилению позиций Южной Кореи как глобального бренда. Так, в рейтинге национальных брендов Anholt GfK Roper Nation Brands Index, который составляется для определения пятидесяти самых популярных торговых марок мира и основан на результатах опроса 20 тысяч человек в двадцати странах, Южная Корея поднялась с 33-й позиции в 2008 году на 27-ю в 2011-м ^{228}.

Одним из лучших примеров малых стран, использовавших добровольные коалиции, экономическую дипломатию (то есть большие деньги) и мягкую силу для защиты своих интересов, вне всякого сомнения, является Катар. Эта страна взяла курс на свержение ливийского диктатора Муаммара Каддафи, проводя подготовку повстанцев, поддерживая их финансами и оружием (которого было поставлено более 20 тысяч тонн), призывала к вооруженному восстанию в Сирии, когда конфликт там только-только разгорался ^{229}. Катар пытался выступить посредником в Йемене, Эфиопии, Индонезии, Палестине и – что немаловажно – в Ливане. Наличие 85-миллиардного инвестиционного фонда позволило Катару стать совладельцем целого ряда коммерческих проектов, от компании Volkswagen до футбольного клуба “Пари Сен-Жермен”. И тот же Катар не только стоит у истоков сети Al Jazeera – возможно, самой влиятельной из созданных за последнее время служб новостей, – но и создает себе реноме культурного центра, открывая популярнейшие музеи исламского и ближневосточного искусства и покупая творения таких художников, как Уорхол, Ротко, Сезанн, Кунс и Лихтенштейн ^{230}.