Венчание со страхом - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 118

— Какая картина, Никита Михайлович? — подал голос «на затравку» один из самых молодых сотрудников «убойного».

— А такая, ребята, что нас кто-то все это время держал за круглых лохов. НАМ ЕГО ПОДСУНУЛИ. Доходит до вас? Ольгина положили на блюдечко с голубой каемочкой со всеми его парадоксальными уликами и отдали нам.

— Все равно твоя видеокассета с этим ужасом (Я б этих изобретателей стимулятора к стенке бы поставил. Это ж надо так над людьми измываться!) — не доказательство, Михайлыч. Увы, увы, — Коваленко, который от волнения не мог спокойно усидеть на стуле, развел руками. — Полная это самодеятельность — так мне в прокуратуре сказали. Хотя впечатление и на них эти картинки произвели сильное. Для нас, да и, пожалуй, для них с Ольгиным уже все ясно, но… Но без заключения компетентного научного учреждения от этой видеокассеты и твоего самопожертвования пользы — кот наплакал.

— Мы не о пользе сейчас речь ведем, а о знании, об информации полученной, — Колосов и сам начинал заводиться. — Тип, который все это организовал, он… Ну, давайте порассуждаем, так сказать, от фонаря. Зачем ему понадобилось подсовывать нам антрополога в качестве кандидата в убийцы?

— Потому что он, считай, самый удобный, как оказалось, персонаж этой кромешной сказки, — ответил Коваленко. — Трехнутый научный фанатик. С памятью в прятки играет, по-моему, и с рассудком тоже. А это… если ЭТО и сделал кто-то, Никита, ну, твою любимую тарелочку с каемочкой, то искать его надо среди тех, кому было распрекрасно известно об опытах с Эль-Эйч и его действии на живой организм в больших дозах. И главное — было известно и то, что проверить его обычным лабораторным путем практически невозможно. Словом… на ком у нас кровь-то была, на гражданине Юзбашеве, а?

Они посмотрели друг на друга.

— Действительно, Юзбашев ненавидел Ольгина. До дрожи, до чувства гадливости, — сказал Никита. — И на нем была кровь группы потерпевшей…

— А мы его снова выпустили. Хотя… — Коваленко крепко постукивал по колену кулаком. — Слишком много сложностей тут, суеты: четыре убийства — и что, все только ради отмщения за какие-то прошлые научные обиды? Нет, тут дела должны быть посерьезней. И ставка побольше.

— О ком ты подумал сейчас?

— О ком? Если и подсунул нам кто-то Ольгина, так тот, кто, как ты говоришь, распрекрасно знал о всех их делишках, обо всем, что на базе творится. А ставка… ФОНД-ТО этот заокеанский Мелвилла и О'Хара, который деньги в институт перечисляет на научные исследования… А по программе «Рубеж человека» всеми средствами полновластно распоряжался Ольгин. Я специально справки наводил для прокуратуры: они хоть и прибедняются там, но через его руки проходили неплохие деньги. Очень даже неплохие по нынешним временам.

— Смотри, что получается, — Никита оседлал стул. — Мы искали геронтофила, так? А вышли на наркомана, которого нам вроде кто-то намеренно подсунул в качестве главного подозреваемого. И вот все наши основные улики по делу — след босой ноги, орудие преступления, считай, что и сам «ископаемый» способ совершения; убийств, все это… блеф, что ли? — он словно не верил сам себе. — Блеф. И кто же его устроил?

— А ОН, между прочим, тебе всегда нравился, — Коваленко вздохнул. — Вот они, наши симпатии-антипатии. Я ж говорил, что он тоже суперположительный молодой человек, а ты… ЗВАНЦЕВ, Никита, так же, как и Юзбашев, был прекрасно осведомлен о том, что делает Ольгин, и кто же, какие…

— Суворов тоже был осведомлен. И Иванова.

— Они к фонду Мелвилла не имели никакого отношения. А этот интеллигентик… Если Ольгин выйдет из игры, начальником всей лаборатории станет кто? Только его правая рука — Олег Званцев. Программа с Эль-Эйч накроется — а ему и хрен с ней. Зато программа профессора Горева останется, а вместе с ней и деньги, которыми можно будет распоряжаться по своему усмотрению! У них там ведь контроля почти никакого за этими грантами. А отчеты за океан… Да если они сумели втайне свою программу проворачивать, то уж карман свой набить — это вообще для таких мастеров пара пустяков.

— Но на Званцеве не было крови, Слава. Это ж факт.

— Да что ты заладил — факт-факт! Тут у нас теперь много фактов. Вновь открывшихся. Но если действительно с нами решили поиграть подобным образом, если уж он пошел на ТАКОЕ, на четыре убийства, пытаясь списать все на этого свихнувшегося Франкенштейна, — Коваленко мрачно нахмурил черные густые брови, — значит, игра, Никита, стоит свеч. Вот что я тебе скажу. Стоит, и даже очень. Однако… это всего лишь слова. А они и твоя видеокассета — в настоящее время НИЧТО против материальных улик и показаний свидетелей Мещерского и Суворова. И улики эти пока все равно против Ольгина.

— Он не мог тогда бежать, Слава. Мещерский говорит, что слышал, как за стеной сначала что-то вроде упало, а потом спустя несколько минут кто-то точно вихрь пронесся по коридору. Так вот: это были два разных человека. Кто упал, я теперь знаю. Я сам чуть в пол не влип, после того как меня эта жидкая зараза скрутила. Спасибо, Мещерский меня удерживал, как эпилептика. А вот кто бежал? Откуда — предположить можно — из зала черепов, а вот куда и зачем…

— У НЕГО должен быть мощный побудительный мотив для убийств, — повторил Коваленко. — И это не психоз. Мы ошибались с самого начала. Это холодный расчет. Шахматная партия. И играет ее с нами по собственным правилам очень умный и очень трезвый человек. И у него совершенно нет сердца.

Колосов отвернулся. Картина выплыла из сигаретного дыма: таз, а в нем белые мыши, тщетно пытающиеся выбраться, соскальзывающие со стенок, тонущие, умирающие. И лицо Званцева — молодое, бесстрастное.

— Никит, я вот о чем тебя спросить хочу, — Коваленко вдруг смущенно замялся. — А ты это… видел чего-нибудь? Ну, когда укололся, а? Что-нибудь было?

— Укололся и забылся, — Колосов стоял спиной к окну, на лицо его падала тень: — Нет, Слава, ничего этакого не было со мной.

— А-а, вранье это, значит. С памятью предков тоже блеф. Я так и знал, хотя верить бы хотелось… А твои свидетели, ну Екатерина наша и этот парень, с камерой, наверняка ждали, что ты в Кинг-Конга у них на глазах превратишься. Передушишь еще всех, как цыплят. У девушки личико там на пленке — краше в гроб кладут. Перепугалась она за тебя, брат. Крепко перетрусила.

— Да, — на скулах начальника отдела убийств вспыхнул слабый румянец. — Испортил я им вечерок. Ну ничего. Простят.

— Ваши слова — чистая правда.

Они снова сидели в стенах изолятора временного содержания в следственном кабинете. Друг напротив друга. Ольгин и Колосов. И последний, собравшись с духом, повторил:

— Чистая правда, Александр Николаевич.

— Значит, вы сделали это? — Голос Ольгина дрогнул.

— Сделал.

— Я так и знал. Тот, кто имеет такое средство, обязательно попробует. Не устоит. Ну, если он настоящий человек. Было больно?

— Да.

— Но потом, когда все закончится и можно уже передвигаться без риска сломать себе шею, теплый душ принять. Я всегда так делал. Воспоминания негативные сглаживаются и не так страшно…