Драконы снова летели на него. Его снова облепило голубое пламя и стало жечь его члены. Крапивник согнул шею и с недоумением оглядел себя. Его панцирь на глазах превращался в липкую золотую кашу. Он в ужасе заревел и стал колотить по голубому пламени. С его лап брызнуло золото. Крапивник пыхтел и фыркал. И снова налетели на него драконы. Он бросился, чтобы схватить их, и поскользнулся в луже жидкого золота.
И тут впервые за долгую, полную злодейств жизнь он ощутил страх — горячую, черную волну, поднимавшуюся из глубины. Он затравленно огляделся. Куда бежать? Куда деться от огня, пожиравшего его панцирь? Ему становилось все жарче и жарче. Сила его таяла вместе с чешуей. К воде, скорее к воде! Крапивник рванулся к туннелю, по которому пришел сюда целую вечность назад, тогда, когда он был еще Крапивником, Золотым, Непобедимым. Но перед входом в туннель кружили серебряные драконы, изрыгая голубое пламя, превращавшее его драгоценный панцирь в липкую кашу. Крапивник пригнулся, попытался, сопя, оторвать лапы от пола, но они намертво влипли в золотые лужи, расплывавшиеся все шире. И золотой дракон почувствовал, как рвется его сердце.
Из его пасти вырвался густой белый пар. Холод с шипением выходил из огромного тела, пока оно не опало, как лопнувший шарик. Ледяные клубы заполнили пещеру и повисли облаком над окаменелыми драконами.
Лунг и Майя замерли и неподвижно парили в белом тумане. В пещере стало холодно, очень холодно. Бен и Серношерстка зябко прижались друг к другу и, прищурившись, смотрели вниз. Но туман скрывал Крапивника, видна была лишь скрюченная тень.
Помедлив, Лунг и Майя стали снижаться сквозь холодные облака. Снежинки садились на мех Серношерстки и обжигали лицо Бена. Все было тихо, только самолетик Лолы жужжал где-то в тумане.
— Вон он! — сказал Бурр-бурр-чан, когда Майя и Лунг приземлились на залитый золотом пол. — Там.
ПРОСЬБА ГНОМА
Панцирь Крапивника лежал в огромной золотой луже, как сброшенная змеиная кожа. Снежинки с легким шипением таяли на ее поверхности. Из полуоткрытой зубастой пасти вырывался зеленоватый пар. Глаза стали черными, как погасшие фонари.
Два дракона медленно брели по жидкому золоту к останкам своего врага. Лола пронеслась над ними и приземлилась на расплавившийся панцирь. Когда крыса распахнула дверцу кабины, Мухоножка высунул голову с заднего сиденья и, не веря своим глазам, уставился на то, что было его хозяином.
— Вы только посмотрите, — сказала Лола, выпрыгивая на крыло. — Он весь жестяной! Как эти машины у людей, правда? — она похлопала по еще теплому золоту. — По звуку похоже, что там внутри пусто.
Мухоножка глядел во все глаза.
— Сейчас мы его увидим! — прошептал он.
— Что мы увидим? — Лола уселась на крыле, болтая ногами. Но гомункулус не ответил. Он смотрел как зачарованный на разинутую пасть Крапивника, из которой все еще струился голубоватый пар.
— Чего ты ждешь, Мухоножка? — спросил Лунг, подходя ближе. — Крапивник мертв.
Гомункулус посмотрел на него.
— Разве вороны тогда упали мертвыми? — спросил он. — Нет. Они вновь стали тем, чем были прежде. Из какой твари сделал алхимик Крапивника? Он не мог создать новую жизнь, он мог лишь взять ее взаймы у другого существа.
— У другого существа? — Серношерстка беспокойно заерзала на спине у Лунга. — Ты хочешь сказать, что оттуда сейчас что-нибудь выползет? — она потянула за ремень. — Полетели, Лунг, я предпочла бы это увидеть с безопасного расстояния.
Но дракон не двинулся с места.
— Какого существа, Мухоножка? — спросил он.
— Ну, не так уж много на свете существ, у которых можно одолжить жизнь, как теплую куртку, — сказал гомункулус, не сводя глаз с пасти Крапивника. Остальные недоумевающе переглянулись.
— Перестань разводить таинственность, гемиколос! — сказала Лола, вставая. — Закончена битва или нет?
— Вот! — прошептал Мухоножка, не глядя на нее. Он нагнулся и показал вниз. — Смотрите! Вот она, жизнь Крапивника.
Из полуоткрытой пасти выползла жаба. Она с плеском шлепнулась в золотую лужу, испуганно подскочила и запрыгала по покрытому снегом камню, торчавшему над разлившимся золотом.
— Жаба? — Серношерстка перегнулась со спины Лунга и недоверчиво уставилась на нее. Жаба взглянула на кобольдиху золотыми глазами и встревоженно заквакала.
— Не говори ерунды, гемиколос! — сказала крыса. — Ты нам морочишь голову. Он просто проглотил когда-то эту жабу, да и все.
Но Мухоножка покачал головой:
— Хотите верьте, хотите нет — алхимик мастер был делать из незначительного ужасное.
— Нам ее поймать, Мухоножка? — спросил Лунг.
— Нет! — Мухоножка испуганно покачал головой. — Жаба совершенно безобидная. Крапивник был злобен злобой нашего создателя, а не ее.
Серношерстка нахмурилась:
— Жаба, ну надо же! — и вдруг рассмеялась, глядя на Мухоножку. — Так вот почему ты так боялся драконьего пламени. Ты бы тоже превратился в такую поскакушку, да?
Мухоножка сердито посмотрел на нее.
— Нет, — с обидой в голосе сказал он. — Я, конечно, был чем-то помельче, раз уж тебе так интересно. Для созданий моего размера алхимик брал обычно мокриц или пауков, — и он повернулся к Серношерстке спиной.
Лунг и Майя отвезли своих седоков туда, где на полу не было жидкого золота. Жаба посмотрела им вслед. Она не тронулась с места и тогда, когда Бен и кобольды слезли со спин драконов и подошли к краю золотой лужи, чтобы еще раз посмотреть на расплавленный панцирь Крапивника. И только когда Лола завела свой самолет, жаба запрыгала прочь.
Серношерстка погналась было за ней, но Лунг мягко удержал ее, ткнув мордой.
— Пусть себе бежит, — сказал он и вздрогнул. Что-то мелкое неслось к нему по снегу, крошечная фигурка с косматой бородой и в большой шляпе. Она упала ниц перед Лунгом и Майей и жалобно завопила:
— Смилуйтесь, серебряные драконы, смилуйтесь надо мной! Исполните мою просьбу! От нее зависит моя жизнь. Исполните мою просьбу, или сердце мое будет весь остаток моей жалкой жизни терзаться тоской!
— Это, похоже, маленький шпион Крапивника? — с удивлением спросила Майя.
— Да, я это признаю! — Галькобород привстал на колени и поднял к ней смущенное лицо. — Но не по доброй воле. Он меня принудил, правда!
— Врешь ты все! — выкрикнул Мухоножка, вылезая из самолета. — Ты по доброй воле удрал к нему. Тебя влекло золото. Если бы не ты, он бы и не узнал о существовании Лунга!
— Что ж, — пробормотал Галькобород, теребя бороду. — Может, и так. Но…
— Оглянись! — перебил его Мухоножка. — Теперь ты можешь купаться в его золоте! Как тебе эта мысль?
— Ты об этом хотел попросить? — Лунг потянулся и, нахмурившись, посмотрел на гнома. — Говори уж. Мы все устали.