Хронолиты - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Чарльз Уилсон cтр.№ 29

Вайцак скончался от ран почти мгновенно. Но в комнате он оказался не единственной жертвой.

Я часто думал, что поступок Аарона Вайцака был не менее зловещим предвестником, чем прибытие камня Куана в Иерусалим – в своем роде более точным символом грядущих событий.

Последний выстрел винтовки Вайцака разбил одно из якобы взрывобезопасных (но, видимо, не пуленепробиваемых) окон, которое обрушилось градом серебристых осколков. Холодный ветер и густой туман ворвались в комнату. Я поднялся, оглушенный выстрелами, глупо моргая. Моррис вскочил с кресла, кинулся к Сью Чопра, которая упала на пол, и накрыл ее своим телом. Никто из нас не понимал, закончилось нападение или только началось. Я не мог разглядеть Сью под тушей Морриса, не знал, ранена ли она, но кровь была повсюду – кровь Вайцака везде на обоях и кровь молодых техников, забрызгавшая клавиатуры. Я сделал вдох и начал снова слышать звуки – вопли людей, вой ветра. Мелкие крупинки льда шрапнелью пролетали по комнате, запущенные невероятно резким скачком температур, захлестнувшим город.

Военнослужащие ЦАХАЛа окружили упавшего Вайцака, нацелив винтовки в его неподвижное тело. Команда ФБР рассредоточилась, обеспечивая безопасность, а некоторые из аспирантов Сью склонились над своими товарищами, пытаясь оказать первую помощь. Раздавались крики о помощи, и мне показалось, что я слышу среди них голос Морриса. В комнате находился медик, но даже если его не ранили, то он был в шоке.

Я пригнулся и пополз к Моррису. Он скатился со Сью и бережно придерживал руками ее голову. Она была ранена. Кровь заливала ковер, из-за лютого мороза от красных капель шел пар. Моррис взглянул на меня.

– Ничего серьезного, – проговорил он, старательно выговаривая слова, чтобы перекричать вой ветра. – Помоги вытащить ее в коридор.

– Нет! – Сью рванулась вверх, опираясь на него, и я увидел кровавую рану в том месте, где ее джинсы разорвало то ли пулей, то ли шрапнелью, кровоточащее месиво на правом бедре. Но если это единственная рана, то Моррис прав, опасность ей не грозила.

– Мы сейчас поможем тебе, – твердо сказал Моррис.

– Тут столько раненых! – ее взгляд метнулся к терминалам, к ее студентам и техникам, парализованным ужасом или тяжело осевшим в своих креслах. – Боже мой… Кэсси!

Кэсси, этой миловидной аспирантке, в перестрелке снесло половину черепа. Сью закрыла глаза, мы вытащили ее из холода, Моррис тут же позвонил куда-то по сотовому, а я зажимал ладонью рану на ноге Сью.

В это время машины скорой помощи уже выехали из больницы Хадасса, скользя по корке льда, который все еще облеплял улицу Лехи.

Сортировку раненых медики проводили прямо в холле, где вместо разбитых окон повесили термоодеяла и подключили обогреватели к генераторам отеля. Один из врачей наложил Сью давящую повязку и направлял прибывавших врачей на помощь тем, кто пострадал сильнее; кого-то уже перенесли вниз, кто-то остался наверху, не в силах двигаться. Военные и полиция оцепили здание, отовсюду доносился вой сирен.

– Она умерла, – мрачно произнесла Сью.

Это о Кэсси, конечно.

– Она умерла… Скотти, ты же ее видел. Двадцать лет. Диплом Массачусетского технологического. Милый и славный ребенок. Она поблагодарила меня, а потом ее убили. Что это значит? Значит ли это хоть что-нибудь?

На улице с карнизов и крыши отеля падал лед и разбивался о тротуар. Лунный свет проникал сквозь прозрачные белые осколки и очерчивал наметившиеся контуры Иерусалимского Куана.

Иерусалимский Куан: четырехгранный столп в форме трона, на котором сидит фигура Куана.

Его спокойный взгляд устремлен мимо разрушенной мечети Купол Скалы, он вглядывается в Иудейскую пустыню. Одет в крестьянскую рубаху и штаны. Голову обвивает лента, которую можно принять за скромную корону, украшенную полумесяцами и лавровыми листьями. У него церемонное и величественное лицо с неопределенными чертами.

Необъятное основание монумента погрузилось в землю на глубину руин площади Сиона. Вершина достигает высоты четырнадцать сотен футов.

О чем я думаю сейчас – вы уж простите старика, забегающего вперед в своих воспоминаниях, – так это о том, каким странным должно было казаться появление Хронолитов тому поколению, чья молодость пришлась на годы после распада Советского Союза, поколению моего отца, хотя он и не дожил до самого худшего.

Это было поколение, которое наблюдало за диктатурами третьего мира скорее с раздражением, чем с возмущением, они относились к помпезным дворцам и памятникам как к позорному пережитку прошлого, как к домам с привидениями, готовым рухнуть под натиском ветров Никкеи и НАСДАКа.

Появление Куана застало это поколение врасплох. Угрозу они восприняли всерьез, но остались глухи к его привлекательности. Они могли представить себе миллионы голодных азиатов, присягающих на верность Куану. Это хоть как-то было похоже на правду. Но когда их начинали презирать собственные дети и внуки, их уверенность испарялась.

Защиту они искали, по большей части, в оружии. В памятниках Куану можно было, конечно, видеть нечто мистическое, но в конечном итоге они предрекали и увековечивали именно военные победы, а хорошо защищенный народ нельзя завоевать. Или, по крайней мере, ход мысли был именно такой.

События в Иерусалиме вызвали новый всплеск правительственных инвестиций: в исследования, спутники слежения, новое поколение беспилотников-перехватчиков, «умные» мины, боевых и обслуживающих дронов. В 2029-м вновь ввели военный призыв, и регулярная армия выросла на полмиллиона человек. (Что помогло скрыть спад в экономике, который последовал за водным кризисом, обвалом азиатской торговли и началом многолетнего бедствия в бассейне Атчафалайа ^[18].)

Мы сбросили бы бомбы на Куана еще в начале его пути, если бы кто-то смог его найти. Но юг Китая и большая часть Юго-Восточной Азии находились в состоянии анархии, превратились в места, где полевые командиры на бронированных вездеходах запугивали голодающих крестьян. Любой из этих локальных тиранов – или все они вместе – мог оказаться Куаном. Многие из них так и утверждали. Но, вероятно, ни один им не был. Нельзя было даже уверенно утверждать, что Куан – китаец. Он мог появиться где угодно.

Теперь уже очевидно (но тогда не было), что Куан был опасен именно потому, что не объявлялся лично. У него не было никакой политической платформы, кроме завоеваний, никакой идеологии, кроме окончательной победы. Ничего не обещая, он обещал все. Обездоленные, бесправные и просто несчастные – все чувствовали с ним солидарность, все тянулись к Куану. Куану, который сровнял бы горы и поднял равнины. Куану, который говорил от их имени, чего никто другой не делал.