Я понимал, что не проживу и дня, если не смогу отвлечься, поэтому решил чем-нибудь заняться. Чем угодно. Желание работать отсутствовало, однако я силком притащил себя в кабинет. Но, едва сев за стол и увидев стоящую на нем фотографию Вивиан, понял: ничего не выйдет, пока я торчу дома. Здесь повсюду слишком много напоминаний, навевающих эмоции, которые я не могу контролировать.
Пора побывать в офисе.
Уложив ноутбук, я отправился в арендованный офис. Администратор явно удивилась моему приходу, но, как обычно, отрапортовала, что сообщений для меня нет. А мне впервые за все время было абсолютно все равно.
Я отпер кабинет. С тех пор, как я в последний раз побывал в нем, а это было несколько недель назад, ничто не изменилось, только мой стол покрылся тонким слоем пыли. Я поставил на него ноутбук и зашел в почту.
Десятки писем, главным образом счета и спам. Большинство я удалил, счета разложил по папкам, и в ящике остались только письма с отснятым материалом для рекламных роликов. Презентация для пластического хирурга уже была готова, наступала очередь Тальери. Я просмотрел записи, сделанные на прошлых выходных: из шести дублей, отснятых перед зданием суда, три ни на что не годились. Остальные три оказались более-менее сносными, и я отбраковал еще один. Просматривая два оставшихся, мне показалось, что начало более удачное во втором дубле, а конец – в первом. На моем ноутбуке имелись простейшие программы для редактирования видео, и я сумел склеить из двух дублей один. Нет ничего лучше магии кино.
Мало того, в отснятом материале мне понравился образ самого Тальери. Он получился именно таким, как я и задумывал: честным, компетентным, располагающим к себе и вдобавок был фотогеничным. Может, все дело в естественном освещении, но ролик смотрелся гораздо лучше предыдущих.
Со съемками второго видео ситуация обстояла намного сложнее. Предполагалось множество планов, съемки в разных ракурсах. Особенно сильная сцена с пасущимися на лугу конями должна была усилить впечатление от ролика в эфире. Я понял, что ни времени, ни сил заниматься им у меня пока нет, и решил поработать над первым.
Я пользовался далеко не самыми современными программами, но и они сгодились. С лучшим видеомонтажером-фрилансером в городе я уже связался, и работа продвигалась – медленно, но верно. В обед я заставил себя съесть миску супа, который купил в соседнем магазине, и продолжал заниматься редактированием до тех пор, пока не пришло время забирать Лондон из школы.
День выдался непростым. Стоило мне хоть на секунду отвлечься, эмоциональная буря вновь обрушивалась на меня вместе со шквалом вопросов. Я вставал из-за стола и принимался ходить из угла в угол или же стоял у окна, чувствуя, как щемит сердце, трясутся руки. Казалось, в офисе не хватает воздуха. Потерю я ощущал настолько остро, что все остальное не имело для меня смысла.
Но поскольку единственной моей надеждой на спасение были попытки отвлечься от этих мыслей, я неизбежно возвращался за стол и с головой погружался в работу.
– То, что с тобой сейчас происходит, – это нормально, – заверила меня Лиз. Они с Мардж снова приехали ко мне после работы. Сестра привезла пластилин и, сидя вместе с Лондон на полу, лепила всевозможные фигурки.
– У тебя сильный шок. Любой на твоем месте был бы выбит из колеи.
– Еще как выбит, – признался я. – Я едва держусь.
Мы с Лиз беседовали сотни раз, но впервые за все время я ощущал острую потребность в разговоре с ней. За день я сильно вымотался. Больше всего мне хотелось спрятаться где-нибудь, но с Лондон это было невозможно. И вряд ли помогло бы – от собственных мыслей не сбежишь.
– Но ты же сказал, что съездил на работу, – напомнила Лиз. – Отвез Лондон в школу и привез обратно, свозил на музыку. И накормил.
– Просто купил еду навынос по дороге домой.
– Ничего страшного. Тебе пора научиться давать себе поблажку. Ты справляешься не хуже других.
– Ты что, не слушала меня?
– Слушала, конечно. И знаю, что хотя мучения кажутся невыносимыми, но давать волю своим эмоциям полезнее, чем подавлять их. Знаешь, как говорится: единственный выход – идти до конца. Ты понимаешь, что это значит?
– Не совсем. Но мой мозг сейчас вообще работает не так, как обычно. Боюсь, просмотрев рекламный ролик, который сегодня смонтировал, я приду в ужас от того, что наделал.
– Если он настолько плох, ты его исправишь, верно?
Я кивнул. Исправить его я был просто обязан. Поскольку Вивиан открыла собственный банковский счет, на меня легли все наши расходы – в том числе, ипотечные платежи.
– Вот и хорошо. И это будет еще один шаг вперед. А что касается моих предыдущих слов, слишком много людей считает, что подавлять эмоции или избегать их полезно для здоровья. В некоторых случаях это правда. Но сразу же после травмирующего психику события зачастую лучше всего просто дать чувствам волю, испытать их во всей полноте, постоянно напоминая себе, что это нормально. И помнить, что ты – это не только твои эмоции.
– Ничего не понимаю.
– Тебе сейчас грустно, но по натуре ты не унылый человек и не всегда будешь таким. Сейчас ты злишься, но ты не злой и это не навсегда.
Я обдумал ее слова и покачал головой.
– Я просто хочу, чтобы эмоции не изматывали меня так, как сейчас. Как это сделать?
– Продолжай заниматься тем же, чем и всегда. Бегай по утрам, работай, заботься о Лондон. Рано или поздно все пройдет, но для этого понадобится время.
– Сколько времени?
– У всех по-разному. Но с каждым днем ты будешь чувствовать себя менее уязвимым, более сильным и решительным. Если сейчас ты думаешь о Вивиан каждые пять минут, то на следующей неделе, возможно, будешь вспоминать о ней лишь каждые десять минут.
– Хотел бы я все решить по щелчку пальцев.
– Все этого хотят.
Вечером, после того, как Лондон поговорила со своей матерью по видеосвязи и улеглась спать, мы еще долго сидели с Мардж и Лиз. Сестра в основном молчала и слушала.
– Что тебе подсказывает опыт? – спросил я. – Она вернется?
– Честно говоря, я повидала всякое, – ответила Лиз. – Бывают случаи, когда человек принимает влюбленность за любовь, и, как только очарование новизны пропадает, ему становится ясно, что он совершил ошибку. Но если это любовь… А иногда, когда речь идет о мимолетном увлечении, человек понимает, что к прежнему партнеру уже не испытывает никаких чувств.
– Ну и что мне делать? Она даже говорить со мной не желает.
– Не знаю, можно ли в этой ситуации вообще сделать хоть что-то. Как бы мы ни желали, подчинить себе другого человека нельзя.
Мне хотелось выпить, забыться и ни о чем не думать. Но хотя в холодильнике было пиво, я к нему не притрагивался, опасаясь, что, если начну пить, не смогу остановиться, пока не уничтожу все запасы спиртного.