Третий раз – словно заклинание.
– Видно, денек выдался тяжкий.
– Ужасный, – подтвердила она, схватив белую футболку. Я невольно отметил, как стильно выглядит Вивиан даже в самой простой одежде. – И конечно, это все означает, что мне, скорее всего, придется проводить в Атланте еще больше времени, по крайней мере, на первых порах.
Смысл этих слов нельзя было понять неправильно.
– Больше четырех дней в неделю?
Она медленно и глубоко вдохнула.
– Пожалуйста, не усугубляй! Понимаю, ты расстроен. Я тоже. Просто дай мне побыть с Лондон, а потом мы все обсудим. Я хочу услышать, как прошел ее первый день, расслабиться и, может быть, выпить бокал вина, хорошо?
Не договорив, она направилась к Лондон.
Пока они сидели вместе в гостиной, я на скорую руку приготовил ужин – курицу с рисом, морковь в глазури и салат. За столом Вивиан по-прежнему держалась холодно и скованно. А Лондон болтала без умолку: рассказывала, как они с Бодхи играли в классики на перемене, как здорово он прыгает, вспоминала бесчисленное множество подробностей первого дня, проведенного в школе.
После ужина я приводил в порядок кухню, а Вивиан увела Лондон наверх. Час был уже поздний, но я все же созвонился с Тальери, чтобы обсудить завтрашнюю репетицию и убедиться, что он просмотрел сценарий. По своему опыту я знал: чем лучше клиенты знакомы со сценарием, тем успешнее проходят съемки.
Закончив телефонный разговор, я услышал, что сверху доносятся крики. Взбежав по лестнице, я застыл в дверях комнаты Лондон. Вивиан трясла влажным полотенцем перед одетой в пижаму Лондон. Лицо дочки было зареванным.
– Сколько раз тебе говорить – не бросай мокрые полотенца в корзину с грязным бельем! – Вивиан была в ярости. – А этому платью в корзине вообще не место!
– Я же извинилась! – кричала в ответ Лондон. – Я нечаянно!
– Теперь вся корзина пропахнет плесенью! И пятна появятся!
– Прости меня!
– В чем дело? – спросил я.
Вивиан повернула ко мне злое лицо.
– В чем дело? В том, что новое платье твоей дочери безнадежно испорчено. То самое, которое она в первый раз надела в воскресенье!
– Я не нарочно! – повторила Лондон и зарыдала с новой силой. Вивиан, сжав губы, крепко держала ее за руку.
– Знаю, что не нарочно. Но дело не в этом. А в том, что ты бросила грязную одежду в корзину вместе с новым платьем, а сверху завалила их мокрыми полотенцами! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты сушила полотенца на бортике ванной, прежде чем сложить их в корзину?
– Я забыла! – снова вскрикнула Лондон. – Прости меня!
– Это моя вина, – вмешался я, поскольку о мокрых полотенцах сегодня услышал впервые. Я никогда еще не слышал, чтобы Вивиан и Лондон так ругались. – Я разрешал ей складывать все грязное белье в корзину…
– Вообще-то она сама знает, что надо делать! – перебила Вивиан и снова перевела взгляд на Лондон. – Так или нет?
– Прости, мамочка!
– Завтра отнесу вещи в химчистку, – вызвался я. – Вероятно, еще можно все исправить.
– Не в пятнах дело, Расс! Она совсем не бережет вещи, которые я ей покупаю, и твердить ей об этом бесполезно!
– Я же извинилась! – закричала Лондон.
Одно я знал наверняка: скандал срочно надо прекратить.
– Может, я сам все здесь доделаю? – предложил я. – И уложу ее в постель?
– Зачем? Чтобы сказать, какая у нее плохая мама?
– Конечно же, нет! Я…
– Прекрати! Ты подрываешь мой авторитет в глазах дочери с тех самых пор, как я вышла на работу! – взорвалась Вивиан. – Ну ладно, оставлю вас вдвоем. – Она шагнула к двери, но остановилась и снова посмотрела на Лондон. – Я очень разочарована: тебе до меня совсем нет дела. Ты меня даже не слушаешь, – заявила она.
Вивиан вышла, а я увидел на лице Лондон невообразимый страх и тревогу. Первое, что мне захотелось сделать, так это броситься за Вивиан и объяснить ей, как жестоко прозвучали ее слова. Мне следовало бы отреагировать сразу, а теперь было уже поздно: Вивиан спускалась по лестнице, а Лондон плакала навзрыд, поэтому я прошел в комнату, сел на кровать и раскрыл объятия для своей дочери.
– Иди ко мне, детка, – шепотом позвал я, и Лондон подошла. Обняв дочку, я почувствовал ее дрожь.
– Я не нарочно испортила платье, – всхлипнула она.
– Знаю. Давай сейчас не будем об этом.
– Но мама же сердится.
– Скоро успокоится. У нее был трудный день на работе. Но все же она очень гордится тобой – ведь у тебя так хорошо прошел первый день в школе.
Постепенно рыдания начали утихать, сменяясь судорожными всхлипами.
– Я тоже горжусь тобой, пампушка.
– Меня так дедуля зовет.
– А мне можно?
– Нет, – сказала она.
Я невольно улыбнулся.
– Ладно, тогда я буду звать тебя… осликом!
– Нет.
– Или булочкой?
– Нет, зови меня Лондон.
– А малышкой? Или деткой?
– Ладно, – кивнула она и уткнулась мне в грудь. – Мама больше меня не любит.
– Конечно, любит! И всегда будет любить.
– Тогда зачем она переезжает?
– Никуда она не переезжает, – объяснил я. – Просто будет иногда работать в Атланте. Понимаю, ты будешь скучать по ней.
Прижимая к себе дочь, я всем сердцем жалел ее – она совсем кроха и тоже не понимает, что происходит с ее семьей.
* * *
Понадобилось читать дольше обычного, чтобы Лондон успокоилась и смогла уснуть. Поцеловав ее в щеку, я вышел из детской и увидел, как Вивиан вытаскивает вещи из стенного шкафа.
– Если хочешь, зайди к ней, она ждет поцелуя на ночь.
Вивиан схватила свой мобильник и прошла мимо, бросив вытащенные из шкафа вещи на постель в нашей спальне, где лежали два открытых чемодана, и оба были уже наполовину собраны. Одежды в них было гораздо больше, чем требуется для трехдневной поездки. Деловые костюмы, спортивные штаны, повседневная одежда и коктейльные платья… Я не понимал, зачем ей столько вещей. Она не собирается домой на эти выходные? Но тогда она предупредила бы заранее… сомневаюсь. Она поступает так, как нужно ей. Пока я смотрел на содержимое чемоданов, в голове снова всплыли слова «служебная квартира». Еще несколько минут назад я ощущал опустошенность, а теперь она сменилась тревогой и напряжением.
Я больше не мог за всем этим наблюдать, поэтому направился на кухню, чтобы выпить, но вместо этого остановился у окна над раковиной, устремив в него отсутствующий взгляд. Солнце село совсем недавно, небо еще не успело потемнеть, луна пока не взошла. Быстро сгущающиеся сумерки вдруг показались мне зловещим предзнаменованием.