Даже с закрытыми глазами Чейз определил, что он на борту какого-то судна. А еще почувствовал, что рядом кто-то есть.
— Привет, София, — простонал он.
— Как ты понял? — спросила стоящая поодаль София, когда он с неимоверным трудом разлепил веки, борясь с подступающей тошнотой.
Чейз попытался встать, но руки оказались прикованы к трубе, которая тянулась от пола до потолка в помещении, отдаленно напоминающем грузовой трюм.
— По духам. «Шанель». Этот аромат всегда тебе нравился.
— Черт!.. — София притопнула высоким каблучком по палубе. — Кстати, добро пожаловать на борт «Императора океанов». Наследство от Рене. Жаль только, радоваться такому щедрому подарку долго не придется.
Чейзу ее слова не понравились.
— Где бомба?
— Неподалеку. Не волнуйся, скоро она будет еще ближе.
Это ему понравилось еще меньше.
— Так ради чего все это, София? Что ты так жаждешь взорвать? Почему?
Она изогнула идеально очерченную бровь.
— Вообще-то вопросы здесь задаю я. Кто помог тебе улететь из Алжира? Можешь ответить — даже до такого тугодума, как ты, уже должно было дойти, что меня не остановить.
Чейз с трудом повернул прикованную к трубе руку и кинул взгляд на часы. Перевалило за час ночи — осталось семь часов до взрыва.
— Время еще есть.
София вздохнула:
— Не сдаешься до последнего? Брось, Эдди, ты сможешь освободиться, только если отгрызешь собственную руку. Назови сообщников!
Чейз пропустил ее слова мимо ушей, схватил трубу, сосредоточился и дернул изо всех сил. Вмонтирована труба была на совесть, даже не задребезжала. Он предпринял новую попытку — с тем же плачевным результатом. София цокнула язычком. Признав поражение, Чейз оставил трубу в покое и вновь опустился на палубу.
— У покойника, которого вы бросили в той комнатенке с копьями, нашлось радио. Так что я звякнул кое-кому в МИ-6.
София призадумалась.
— Их интересы не распространяются на… A-а, понимаю: один из маленьких трюков Мака. Вряд ли тебя поддерживают в верхних эшелонах, не то они уже давно бы прискакали.
— Еще не вечер.
— Эдди, Эдди, я знаю тебя как облупленного. — Она медленно обошла вокруг него, в улыбке проскользнуло скрытое торжество. — Жульничать ты не горазд.
— В отличие от тебя, — уколол ее Чейз.
— Да, талант очень даже полезный. Ни один мой бывший муженек так и не понял, что я их всех использовала, включая тебя.
— Использовала для чего? Я тебе ответил, так что теперь за тобой должок.
Глаза Софии сузились.
— Я ничего тебе не должна.
— Разве что жизнь.
Хотя она и попыталась скрыть это, Чейз понял, что его слова попали в точку. София закончила круг, словно собираясь выйти из трюма, затем повернулась к нему спиной.
— Ладно, если и впрямь так не терпится узнать правду, я тебе скажу. Это справедливо, если учесть, что по большей части именно ты во всем виноват.
— Да я-то здесь, черт возьми, при чем?
София присела, и в ее взгляде мелькнула злоба.
— Из-за тебя, Эдди, моя семья потеряла все, что имела. Мне только и осталось что титул. Во всем виноват ты один.
Чейз старался понять, о чем она толкует, однако так и не нашел ответа.
— Что-то я малость туплю, Софи. Может, объяснишь?
— Отец не хотел, чтобы я за тебя выходила.
— Что ж, не спорю, я довольно быстро это уяснил. Если уж на то пошло, то секунд через пять после нашей первой встречи.
— Нет! — прошипела она. — Ты даже не представляешь. Он презирал тебя, считал, что ты самый настоящий паразит!
Чейз хмыкнул:
— Знаешь, теперь мне не так стыдно за то, что я купил ему дешевые запонки на Рождество.
София вскочила.
— Не смешно, Эдди!
На краткую долю секунды ему показалось, что она сейчас его пнет, однако София не полностью потеряла самообладание и держалась вне пределов его досягаемости, несмотря на то что Чейз был прикован к трубе.
— Я от тебя скрывала, но когда мы жили вместе, отец практически отрекся от меня, перестал давать деньги. А ты этого даже не заметил: так привык едва сводить концы с концами, что тебе и в голову не могло прийти, как сильно я страдаю.
— Значит, вот в чем причина всей свистопляски? — усмехнулся Чейз. — Бедненькая девочка, папочка отобрал ее кредитные карточки?
София снова готова была наброситься на него, и все-таки благоразумие одержало верх над гневом.
— Ты никогда не понимал мою семью, наш образ жизни. Наш бизнес, наше богатство, передаваемое из поколения в поколение. Мы заслужили такую жизнь — трудом и репутацией, это было нашим кровным правом. А потом… — Ее лицо скривилось от отвращения. — Мир изменился. Внезапно репутация и происхождение превратились в пустой звук. Миром стала править самая обыкновенная жадность, просто деньги, ничего не значащие цифры, перебрасываемые туда-сюда с компьютера на компьютер. Наследственные права были разрушены ради ежеквартального отчета.
— Ты имеешь в виду такие наследственные права, как у твоего папаши?
— Он болел! — закричала София. — Он утратил ясность мысли, допускал ошибки. Ошибки, которых не было бы, если бы я находилась рядом, чтобы помочь ему! Но он был слишком горд и не стал просить моей помощи, потому что я ушла к тебе. Шакалы с Уолл-стрит заметили слабость, набросились на него и уничтожили! Они разрушили его компанию, разорвали ее в клочья и продавали кусочек за кусочком, чтобы все эти банки, биржевые маклеры и судейские людишки могли разделить такой жирный куш! Его лишили всего! Меня лишили всего!
— А если ты взорвешь атомную бомбу, все наладится? — иронично бросил Чейз. — Какого черта ты пытаешься доказать?
— Я скажу тебе, — спокойно ответила София, буря чувств внезапно уступила место холодной расчетливости. — Богатство людей, уничтоживших моего отца, — это подделка, всего лишь иллюзия, которая основана на вере в силу системы. Я собираюсь развеять эту иллюзию, сокрушить всю систему. Так что, Эдди, моя цель — Нью-Йорк.
— Боже!
Она посмаковала его потрясение.
— Если точнее, то финансовый центр. В восемь сорок пять, прямо перед тем как эти торгаши примутся за дело, «Император океанов» войдет в Ист-Ривер в районе Уолл-стрит. Когда бомба взорвется, от Южного Манхэттена камня на камне не останется — центр мировых финансовых рынков будет стерт с лица земли. Кризис, последовавший за 11 сентября, покажется пустяком по сравнению с тем, что случится сегодня. Американский рынок рухнет и потянет за собой все мировые фондовые биржи. Жалкие негодяи, чье богатство и власть основаны на одной только вере, на цифрах в компьютерах, останутся без гроша. Их ждет та же участь, на которую они обрекли папу.