Он просидел таким образом почти час. Вдруг юноша быстро поднял голову. До него донесся отдаленный плеск весел. Он вскочил на ноги и зажег восковую спичку.
Немного подержав ее зажженной, он бросил ее в воду. При падении она описала огненную дугу. Это же проделал и во второй, и в третий раз, причем последней спичкой он зажег сигаретку.
Шлюпка с помощниками фон Краша причалила, и Мануэлито подошел к ним.
Фон Краш был уже около них. Отдав приказания капитану яхты, он обернулся к юноше и хлопнул его по плечу.
— Мануэлито, поедешь с нами. Сейчас ты нам понадобишься. Заработаешь хорошо, будь спокоен.
Маргарита и Эдит спустились в шлюпку и сели на корме.
Последним сошел сам фон Краш. Он почему-то медлил с отплытием, внимательно всматриваясь в темные очертания противоположного берега. Вдруг над крышей одного из домов вспыхнул красноватый язычок пламени. Затем такой же появился в другом, третьем и еще нескольких местах.
— Отчаливай! — скомандовал немец, поздравив себя в душе с блестящей мыслью, ведь если город подожжен сразу в нескольких местах — кто станет обращать внимание на какую-то лодчонку, приближающуюся к берегу?
Очертания «Матильды» стали уже сливаться с ночной тьмой.
Пленники, не знавшие причины пожара, с интересом смотрели на огонь, распространявшийся среди деревянных построек с невообразимой быстротою.
Вдруг Маргарита тихонько шепнула на ухо своей подруге.
— Встаньте, как будто вы хотите лучше рассмотреть пожар.
Эдит вздрогнула, словно пробужденная от сна. Встав на скамейку, она оперлась на плечо подруга и устремила взгляд на берег.
Шлюпка вошла в заливчик, образующий подобие пещеры в высокой береговой стене. Рука Эдит задрожала на плече молодой немки. Та поняла, какая мысль волновала ее подругу: через несколько минут шлюпка пристанет к берегу, и причина таинственного совета так и останется невыясненной.
И вдруг обе женщины застыли в изумлении.
Черное ночное небо прорезал ослепительно яркий луч света и лег на шлюпку сияющим пятном. Гребцы бросили весла. Фон Краш в ужасе вскочил. Но ни у кого не было времени изумляться. Над головами раздался невероятный грохот, словно внезапно разразилась страшная буря. Какая-то чудовищная тень нависла над шлюпкой. Все невольно вскрикнули, боясь, что сейчас произойдет что-то страшное.
Постепенно все стихло. Ни с кем ничего не случилось. Только Эдит, стоявшая на корме, бесследно исчезла.
X. Подземная река
Под высокими темными сводами катит свои черные воды подземная река. Поверхность ее черна, как чернила, потому что в подземелье почти не проникает свет. И только привыкший к темноте глаз различил бы странной формы существа, плавающие на поверхности речной глади.
У самой стены тоннеля, по которому протекает река, поднимается квадратная, плоская платформа. Это явно дело рук человеческих. И если хорошо присмотреться, можно заметить, что человек уже пользовался ею. От платформы поднимается тропинка, ведущая в расщелину, образовавшуюся в стене тоннеля.
Вдруг в глубине его, заглушая шум вод, раздались голоса, удары весел, и показался неясный дрожащий свет. Он исходил от фонаря, укрепленного на носу лодки.
— Вот мы и приехали! Видите знак на скале? — закричал веселый молодой голос.
— Причаливай! — сердито скомандовал фон Краш. Он был вне себя от ярости после похищения Эдит.
Как ни торопился немец, он понимал, что люди его нуждаются в отдыхе. Они раскинут на несколько часов лагерь на небольшой площадке возле самой воды. Нужно только выставить стражу, потому что река кишит аллигаторами.
Восемь часов сна подкрепили всех. С новыми силами люди отправились в путь и к концу вторых суток подошли к маленькому озеру А-Тун.
Восклицание Мануэлито: «Мы приехали!» — было встречено восторженными криками «ура!». Над головами бандитов опять было небо и светила луна. Это приводило в безудержный восторг. Даже пленники вздохнули свободнее.
Когда все выбрались на каменистый берег, фон Краш отдал приказание:
— Пленники останутся сторожить вещи и не двинутся с места до новых распоряжений.
И, обратившись к своим наемникам, прибавил:
— А вы взберетесь дальше по тропинке, ведущей на вершину скалы. Если англичане вздумают протестовать — убейте их.
— Слушаем! — за всех ответил Петунич.
Фон Краш милостиво взглянул на него.
— А, это ты, Петунич! В мое отсутствие поручаю тебе начальствовать… Слушайтесь, ребята, Петунича, как меня самого.
Затем схватил Мануэлито за руку:
— А ты, мой мальчик, отправишься со мной. Послав тебя вместо себя, Брумзен сделал мне хороший подарок.
Мануэлито весело шел рядом с немцем, тяжело сопевшим на подъеме. Им надо было добраться до кратерообразной вершины стен, сходящихся над озером тесным кольцом. С трудом добрались они туда.
Густая стена растительности скрывала подземное озеро от постороннего взгляда. Озаренные луной ветви деревьев, перевитые лианами, казались причудливыми существами.
Но фон Краш оставался равнодушным к красотам природы.
— Хо-хо! Какой черт сумеет отыскать здесь Тираля с его дочкой!
Юноша пожал плечами.
— Понятия не имею, как это сделать. Я никогда не переступал границы заповедного леса. А господин Брумзен мне ничего не рассказал.
— Ну что же, поищем!
Они обшарили все кругом. Никаких следов Тираля.
— Куда он девался? — ворчал раздосадованный немец. — Не вырыл ли он себе нору, как крот?
Вдруг послышался шум приближающихся шагов.
— Спрячемся! — посоветовал метис.
С противоположной стороны показались две человеческие фигуры — мужская и женская. Они несли ящик на грубо сделанных из ветвей носилках. Когда неизвестные вышли на поляну, освещенную луной, фон Краш обрадованно воскликнул:
— Они! — и выскочил из своего убежища в сопровождении Мануэлито.
От неожиданности несшие носилки уронили свою ношу на землю, и тут же с глухим щелканьем взвели курки револьверов, приготовившись к защите.
Но шпион не испугался.
— Эй, мосье Тираль, — приветливо воскликнул он. — С каких это пор вы не узнаете старых друзей?!
— Герр фон Краш! — воскликнул бухгалтер. Они бросились друг другу в объятия.
— Лизель, милая моя девочка, приветствуй же и ты того, кто дал мне возможность любить тебя и подарил тебе все то, чего ты была так долго лишена!
Девушка приблизилась и протянула фон Крашу руку, но на лице ее появилось странное выражение: в нем чувствовалась какая-то неловкость, которую она напрасно пыталась скрыть.