Парни в гетрах - читать онлайн книгу. Автор: Пэлем Грэнвил Вудхауз cтр.№ 33

– То есть выложить девушке, что свадьба отменяется, вот я о чем, – объяснил Виски С Лимоном. – Тут ведь требуется львиная храбрость. В свое время я был смельчаком из смельчаков, но скажи вы мне тогда подойти к моей милой женушке – она тогда была мисс Бутл из ист-болхемских Бутлей – и отшвырнуть ее, как замасленную перчатку, я бы ни за что не решился. А выходит, это чуть не каждый день случается. Странно.

Вдумчивый Гоголь-Моголь сказал, что слышал, будто в таких случаях телефон – очень хорошее подспорье. Джин С Имбирем высказался в пользу метода доброй старой накладной бороды, как он его назвал.

– Раз, два, и готово, – сказал Джин С Имбирем. – Покупаете бороду, затем пишете девушке письмо, затем приклеиваете бороду и укатываете в Новую Шотландию.

Полпинты Портера сказал, что это не по-британски. Джин С Имбирем сказал, что очень даже по-британски. Полпинты воззвал к мистеру Муллинеру:

– Вы бы так поступили, мистер Муллинер? Будь вы помолвлены с девушкой и пожелай разорвать помолвку, вы бы купили накладную бороду?

Мистер Муллинер снисходительно улыбнулся.

– В моем случае, как и в случае всех, кто носит нашу фамилию, – сказал он, прихлебывая свое горячее виски с лимонным соком, – вопрос о том, как разорвать помолвку, вообще не встал бы. Возможно, мы заблуждаемся, возможно, мы до глупости ревниво оберегаем noblesse oblige ^[6] древнего имени, но кодекс Муллинеров исключает самую идею разрыва помолвки по инициативе мужской стороны. Когда Муллинер обручается, он остается обрученным. Именно скрупулезная рыцарственность, доставшаяся ему от длинной вереницы предков, столь осложнила положение моего племянника Арчибальда, когда он замыслил взять назад слово чести, данное Аврелии Кэммерли.

Мы остолбенели.

– Арчибальд? – вскричали мы. – Ваш племянник Арчибальд? Тот, который кудахтал? Но мы думали, что он боготворил эту девушку всем пылом своего сердца?

– Так и было.

– Тогда почему же ему приспичило расторгнуть помолвку?

– Мне едва ли нужно упоминать, что его побуждения, как, естественно, и любого моего племянника, были самыми похвальными и высокопорядочными. Он внушил себе, что действует во имя блага Аврелии. Но быть может, вам будет интересно выслушать всю историю?

Вы только что указали (продолжал мистер Муллинер), что мой племянник Арчибальд боготворил Аврелию Кэммерли всем пылом своего сердца. Именно так он ее и боготворил. Для него было законом самое беззаботное ее слово. Одна ее улыбка озаряла счастьем весь его день. Когда я скажу вам, что не единожды, но в трех разных случаях он посылал Медоуза, своего камердинера, в Гайд-парк с поручением вырезать его, Арчибальда, инициалы и инициалы мисс Кэммерли на коре ближайшего подходящего дерева, а вокруг них вырезать сердце, вы получите хотя бы некоторое представление о глубине его чувства. А также поймете, почему на исходе шестой недели их помолвки, когда Арчибальд заметил в ее обращении с ним явное охлаждение, он был потрясен до кончиков ногтей.

Разумеется, временные быстро проходящие моменты оледенения со стороны обожаемого предмета не так уж редки. Девушки оледеняются просто ради изысканного удовольствия вновь оттаять. Но тут было иное. Тут налицо были все признаки подлинности. Он называл ее путеводной звездой своей жизни, а она говорила «ха!». Он осведомлялся, любит ли она еще своего маленького Арчибальдика, а она говорила «хо!». Он говорил о приближающемся дне их свадьбы, а она спрашивала, читал ли он последнее время какие-нибудь хорошие книги. Пустячки, скажете вы… Согласен, ничего уловимого… Тем не менее, связав то с этим и взвесив все данные, Арчибальд Муллинер пришел к выводу, что по какой-то таинственной причине его Аврелия сорвалась с катушек. И в конце концов, как рекомендуется каждому молодому человеку, когда сердце у него надрывается, он решил поехать и попросить совета у своей матушки.

Матушка Арчибальда, овдовев, поселилась в окрестностях Кью. Между ней и Аврелией возникла теплейшая дружба, и Арчибальд предположил, что в том или ином разговоре по душам Аврелия могла случайно обронить те или иные слова, которые могут оказаться ключом к тайне. В любом случае заскочить туда и навести справки будет даже очень уместным шагом, а потому он спустил с цепи свой двухместный автомобиль и вскоре уже шел через садик к залитой солнцем комнате в задней части дома, где его матушка любила сидеть во второй половине дня. И он уже собрался войти в открытую стеклянную дверь с сыновним «наше вам», как вдруг нежданное зрелище заставило его пошатнуться и застыть на месте, а его монокль, сорвавшись в шоке с якоря, подпрыгивал на конце своего шнура, будто живое существо.

Ибо, джентльмены, в этой залитой солнцем комнате стояла леди (Вильгельмина) Муллинер, вдова покойного сэра Шолто Муллинера, кавалера ордена королевы Виктории пятой степени, вывесив язык, наподобие собаки, и пыхтела, глубоко глотая воздух с жутким звуком «хей-хей-хей», от которого кровь в жилах Арчибальда превратилась в лед. А затем, пока он стоял там, она вдруг перестала пыхтеть и начала произносить фразу, которая даже по не слишком строгим требованиям Арчибальда казалась несколько дурацкой. Она состояла из латинских названий букв «Q» и «X», повторяемых вновь и вновь.

И от того, часто жаловался мне Арчибальд, как она произносила эти «ку» и «иксы», мороз продирал по коже.

«Ку», рассказывал он мне, произносилось почти неслышным шепотом через сложенные трубочкой губы. Это, по его словам, он еще мог стерпеть. Безысходную печаль и безнадежность навевали «иксы». Испуская их, она растягивала губы в ужасной усмешке, пока мышцы шеи не вздувались шнурами. Конца этому не было видно. Она переставала куичить «Q», только чтобы заиксить «X», а когда она не оглушала окрестности иксиньем, то куикала, как двухлетнее дитя. Так описывал эту сцену мой племянник Арчибальд, и должен признать, что его описание создавало впечатляющую картину.

Ну разумеется, Арчибальду сразу стало ясно, почему Аврелия так переменилась к нему в последнее время. Несомненно, она навестила его злополучную родительницу в самый разгар припадка и поняла, как и он, что та спятила окончательно и бесповоротно. Вполне достаточно, чтобы заставить призадуматься любую девушку.

Он отвернулся и, пошатываясь, слепо прошел через садик. Разумеется, нетрудно понять, какую агонию испытывал бедный мальчик. Для юноши в самом разгаре весны его жизни вряд ли что-либо может быть неприятнее внезапного открытия, что его в должной мере любимая мать внезапно свихнулась. А когда эта трагедия грозит разрывом помолвки с девушкой, которую он обожает, получается нечто такое, из чего Сомерсет Моэм мог бы сотворить трехактную пьесу без малейшего напряжения мозговых извилин.

Он ведь, само собой разумеется, понял, что его помолвка должна быть разорвана. У человека столь щепетильного, как Арчибальд Муллинер, естественно, выбора не было. Ни один типус, сказал бы он, не должен волочить девушек к алтарю, если в его роду имеются чокнутые. Помимо всего прочего, эта чокнутость вполне могла быть заразной. И, как знать, не кроется ли она уже и в нем? Каково придется Аврелии, если в храме, стоя с ней бок о бок, в ответ на вопрос священника: «Берешь ли ты, Арчибальд?», он куикснет или – подумать страшно! – запыхтит по-собачьи! Какие пойдут толки! В подобных обстоятельствах девушка наверняка почувствует себя не в своей тарелке.