Роним поднял голову.
Над собой он видел свесившуюся руку с длинными худыми пальцами.
– Что задумал Ширу?
– Ты в курсе, – холодно отчеканила она. – Я знаю не больше тебя.
– Почему ты не с ним?
– Сам знаешь, – так же коротко отозвалась ла Ир. Сыщик усмехнулся:
– Если он так уверен в плане, его уже не могло остановить, что за тобой может следить Жераль. Если бы он хотел видеть тебя рядом…
– Заткнись. Дело не в этом. Просто я сама…
Мина осеклась, скривила губы, вздохнула. Не мигая она смотрела перед собой, и что-то в ее лице было непривычным.
– Там будет мой сын, – тихо, но членораздельно произнесла она. – Я хочу его увидеть.
– Сын?
– Ты слышал. Мой сын от Лира. Они… – тонкая рука махнула в сторону Ласкеза, – друзья. Я видела его, когда ездила в Такатан к Ширу. Заглянула к норам Лирисса, хотела посмотреть, как поживает мой дорогой спаситель. И…
Она замолчала и стала смотреть в окно.
– И я видела кое-что еще. Мой Джер и… Чара…
Мина не стала заканчивать. Можно было догадаться, каким бы глупым это ни казалось. Тем более, Роним помнил: Ласкез говорил о том, что его приятель страшно влюблен в местного доктора. Ласкез вряд ли относился к увлечению друга серьезно, сыщик тоже не придал этому значения, но…
– Я уверена, он поедет за ней.
– Хочешь впервые в жизни удержать ребенка от глупостей?
Мина вдруг улыбнулась, затем выпрямилась и посмотрела на него.
– Хочу впервые в жизни посмотреть, как он их совершает. Скромное желание для матери, да?
Роним не стал отвечать. Что он знал о детях? Тем более – о выросших…
– Почему ты украла его тогда? Лирисс немало для тебя сделал. Насколько я понимаю, – он скользнул взглядом по сережкам-ромбам, блестевшим в углу раздвижного столика, – это под его крылом ты организовала новую жизнь Харрису и мне. Не говоря уже о себе. Ты могла бы быть…
– Благодарной?…
Мина все еще не сводила с него глаз. Ее зрачки сузились, взгляд был холодным.
– Самцы… – процедила она сквозь зубы. – Вы все одинаково узколобые. Он взял меня, Роним. Как трофей, оружие на стену, одним своим видом напоминая мне, что я потеряла по пути в Аканар. Причем взял, чтобы потом, когда рожу ему кого-нибудь…
– Отпустить с деньгами и титулом. Как принято в знатных семьях.
– Выбросить, – процедила ла Ир сквозь зубы. – С деньгами и титулом.
– Так ты все-таки хотела стать его постоянной? – недоверчиво уточнил Роним.
– Я бы осталась с ним, если бы могла заставить себя не пахнуть ненавистью. Я так хотела, чтобы однажды Ширу…
Она запнулась и покачала головой.
– Неважно. Ты никогда этого не поймешь. А вот она… – ла Ир подняла голову к полке, где спала Таура, – поняла бы. Она похожа на меня. И надеюсь, будет счастливее.
– Все-таки ты странная.
Мина негромко рассмеялась:
– Потому что верила, что одна любовь на всю жизнь, как, например, у рыцаря Аканно и Лиду Вещей, существует? Потому что искала ее? Потому что нашла? Любовь с пониманием, с прощением, с жертвенностью? Знаешь… Ширу простил мне Жераля. А ведь я чуть все не погубила, хуже того, предала, усомнившись. И…
– Не потому ли он простил, что его голова была забита другим?
– Ты никогда его не любил.
– И писатель он не блестящий.
– Твои дешевые книжонки о свинье-сыщике куда лучше.
Роним хотел ответить, но Мина, отвернувшись, уже взбивала подушки.
– Что ты будешь делать, если он едет, чтобы разрушить полмира? – тихо спросил детектив. Ла Ир замерла.
– Разрушу для него вторую половину. Если в этом будет смысл.
Все так же не оборачиваясь, она вытянула руку и задернула ширму.
8. Дружить молча, любить вслепую
Ни один мертвый корабль не смог бы двигаться по такому спокойному, безветренному океану. Странник – рассекал же водную гладь свободно и стремительно. Болезненные нити дрэ почти не были заметны на его древесине, их лишь немного осталось в дальних уголках, за ящиками и бочками. А может, и это была просто паутина, грязь или въевшаяся застарелая морская соль.
Странник молчал: не произносил ни имен, ни угроз. Казалось, он забыл и маршрут, которому еще недавно упрямо следовал, и цель. Видимо, Джер оказался прав: исчезновение с борта карты, рассеченной кровавой линией, дало ему свободу. Так сказало и болтливое радио из капитанской каюты:
– Он дышит. И дышит легко. Давно он так не дышал.
На Страннике снова собралось много живых существ. Почти столько же, скольких он увез когда-то из-под Крова. Кроме Тэсс и Джера, здесь были Джин, Ванк на хвостовой палубе, а также пятеро рогатых: заяц, зайчиха и три зайчонка, родившихся, видимо, за то время, что лапитапы в Такатане тосковали по Ву. Когда Странник отправлялся в путь, зверей на борту не было – они нагнали судно чуть позже, ринувшись в воду и поплыв следом. Джер отказался брать их с собой. Но сдался, когда один из лапитапов впился своими острыми зубами в деревянный борт.
– Вшивые мешки… – только и прошипел капитан, разглядывая одного отряхивающегося зайчонка. – И ведь они, тупые рогатые твари, думают, будто мы плывем за ней.
Тэсс ничего на это не отвечала. Но почему-то она тоже не сомневалась: скоро им обязательно встретится Ву.
Зеленую подвеску доставили в Вайлент о'Анатри почтой, в тот же день, когда Тэсс, Джер и Джин на берегу читали газету. В номере было указано: в празднество Перевеяния в Аканаре будет совершена публичная казнь последней участницы Заговора против Восьми, веспианки Чары Деллависсо, успешно скрывавшейся под личиной островитянки Мади Довэ. На казнь через повешение, запланированную сразу после утренних музыкальных увеселений, приглашались все желающие. Зрелище должно быть интересным.
…К подвеске прилагалась записка, написанная корявым почерком: «Здесь то, что поможет. Там – то, что дорого». Обратного адреса не было, но по почтовой печати стало ясно, что послание отправили из Аканара. И теперь, наконец убедив Джера, что его догонят на чем угодно, если ему взбредет в голову бежать одному, – они покинули Вайлент о'Анатри все втроем. Не считая зайцев и самолета, конечно. Ванк увязался за ними, здраво предположив: «А если эта деревянная развалина решит вас утопить?»
Было тихо. Так тихо, что слышался каждый скрип мачты. Так же тихо было и в тот день, когда Тэсс впервые приблизилась к этому судну, думая, что просто спасает своего глупого крылатого любимца. Когда влезла в ловушку, в которой не может разобраться до сих пор. Забавно… и тогда, и во второй раз, попав на борт, она больше всего на свете боялась, что корабль ее убьет. А опасаться надо было другого.