– Так вы здесь не ради того, чтобы отомстить Полларду? Но… те трое его приятелей…
– Я знал, что они не расскажут, где скрывается Поллард. Собственно, я даже не знал, как его звали тогда и как зовут сейчас.
– Поэтому – пилюли.
– Да – первая из них. Вторая нужна была, чтобы выяснить кое-какие подробности, хотя – если уж откровенно – я мог бы узнать их просто из архивов.
– Но третий…
– Третьего я пристрелил, потому что хотел попасть именно сюда, в Хокингленд… Слушайте, вы есть-то хотите? Хороший же из меня хозяин! Сдвигайте на пол весь тот хлам и садитесь, я сейчас!.. Ну и да, самый главный вопрос: зачем вообще было все это затевать. Вот представьте: после первой же пилюли я обратился в полицию. А там, например, дали бы ход делу. Но время, мистер Хук, играет на руку Радзиновичу, и он это знает. Время и расстояние. Волокита займет слишком много времени. Перед судом предстанет человек, искупивший свою вину, добропорядочный семьянин, вышедший из минуса в ноль благодаря собственным усилиям… Вдобавок, – продолжил он, нарезая хлеб, – у нас и свидетелей-то не осталось.
– По вашей вине, – заметил мистер Хук. – Любой из тех троих…
– Они молчали бы, инспектор. Потому что пошли бы по этому делу не как свидетели – как соучастники. И не только по нему, между прочим.
Мистер Хук покачал головой.
– А вы действительно умеете удивлять, – тихо сказал он. – Дело о вулфхиллском Буджуме, верно?
Фокусник снял чайник с конфорки, насыпал в заварник чаю, залил кипятком. Руки его ни разу не дрогнули, как будто он ждал этого вопроса.
– Уже лучше, инспектор! А ведь именно вы натолкнули меня тогда на эту мысль. Вы отмечали на суде, что Карпентер, Стокли и Кросс слишком уж были напуганы. И я… когда на похоронах Гертруды вспомнил о Рафаэле… вспомнил, почему именно его убили… Я спросил себя: что же этих молокососов так тогда напугало. На процессе все заслонило собой дело об убийстве моего Рафаэля, про попытку изнасилования говорили как бы между прочим – да и адвокат обернул все так, будто девушка перепугалась и вообразила невесть что… ну, вы помните. А мне тогда и в голову не пришло дернуть за эту ниточку… да мне в те дни, признаться, хватало и других забот. С Гертрудой, знаете, было непросто, назначенной пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами…
– А я… – Мистер Хук запнулся, покраснел. – Я, знаете, догадался лишь недавно. Собственно, поэтому я и здесь, мистер Шлоссман.
– Тоже сопоставили данные из тогдашних газет?
– Одна… кхм… знакомая… Она увлекается древними авторами. И любит цитировать, знаете, к месту и не к месту. И вот через день или два после того, как я прочел о тех трех убийствах, я услышал от нее это имя – Буджум – и… У меня такое бывает: просто понимаешь – вот оно! Дальше все было просто: все-таки у меня есть доступ к полицейским архивам, не забывайте. Десять случаев убийства с изнасилованием. Искалеченные тела, изуродованные лица. Все подстроено так, будто орудовал дикий зверь. Но консультанты из Музея естественной истории и Королевского зоопарка в один голос утверждали: подобных зверей не существует, просто не может существовать. Пропорции, сочетание предположительных когтей, бивней, рогов, которыми наносились удары…
Мистер Шлоссман опустился на стул напротив детектива, покачал головой:
– Я знал только о пяти. И те мерзавцы были причастны к двум, я прочел это в сознании у Карпентера.
– Некоторые данные полиция скрывала, а еще о двух я узнал недавно – когда сопоставлял записи в архивах, пытаясь понять, почему вы все-таки отправились сюда.
– Теперь знаете. – Фокусник откинулся, уперся плечами в стенку грубо сколоченного шкафа. Та под ним чуть скрипнула. – Доказательств нет и не будет, закон здесь бессилен.
Он помолчал, глядя на инспектора и что-то решая.
– Я не хочу прибегать… к крайним мерам. Если уж начистоту – собирался, но… Вы хороший человек, мистер Хук. Не заставляйте меня брать лишний грех на душу. Не мешайте мне. Скайвал прибывает завтра вечером, – сказал наконец. – Улетайте, инспектор, сделайте милость. Дальнейшее… уже моя забота.
Инспектор аккуратно взял с тарелки кусок мясного пирога и откусил. Он жевал, глядя в окно на двух обнаженных до пояса каторжников, которые вытаскивали из бочек белые, сверкавшие в свете фонарей черепа лысых койотов. Черепа скалились кривыми, сильно выдававшимися вперед резцами, таращились черными провалами глазниц. Каторжники щетками сметали с черепов остатки стружек и кожеедовых личинок.
Возле бочек Ларри Лопух с приятелями подкармливали песчаную совку. Вообще-то она должна была до осени находиться в спячке, в этой своей ячейке, которую выгрызла в бамдубовом дереве. Первые дожди размочили бы «цемент», превратили в жидкую грязь, – и совка проснулась бы. Теперь она, разбуженная раньше срока, вяло ползала по стальной клеточке, иногда взмахивала крыльями. На нее брызгали водой, протягивали сквозь прутья кусочки хлеба, сырого мяса и овощей. Совка деликатно брала их передними лапками, подносила ко рту и отщипывала по кусочку. Иногда вздыхала, иногда попискивала. Шевелила перистыми усиками.
– Знаете, я почти поверил вам, мистер Шлоссман. – Он сделал глоток из чашки, отставил ее, поднялся. – Есть только одна загвоздка. Я слышал ваш разговор с Поллардом. Вот в этой самой комнате, перед обедом. Об ошибках, которые кто только ни совершал. И о том, что два взрослых человека всегда смогут договориться. – Мистер Хук посмотрел в упор на фокусника. – Допускаю, что обстоятельства меняются – и люди тоже. Убийца может стать образцовым членом общества. Безутешный от горя отец – простить его, даже пожать ему руку. А потом, когда выяснится, что старое дело разворошили…
Незаметным, почти змеиным движением мистер Шлоссман поднялся и наклонился вплотную к инспектору. Лицо его исказилось, глаза сузились.
– Осторожнее, мистер Хук. Следите за тем, что говорите.
– Вы угрожаете мне, мистер Шлоссман?
Тот помотал головой – словно громадный пес, отгоняющий настырную муху. Встопорщил черную бороду.
– А я ведь снова недооценил вас, инспектор! Черт возьми, кто бы мог догадаться!..
Он развернулся, в два шага оказался возле двери и запер ее на ключ.
Мистер Хук даже не шелохнулся: стоял у окна, наблюдал за хозяином.
Тот молча вошел в спальню, присел у тумбочки. Ящики не выдвигал, но в руке его, словно из ниоткуда, оказались револьвер и плоская серая коробочка.
Фокусник встал перед мистером Хуком, положил коробочку рядом с его чашкой. Пальцем откинул крышку – под ней оказался всего один предмет.
Пилюля ярко-оранжевого цвета, с насечкой, разделяющей ее надвое.
– Ладно, – сказал мистер Шлоссман. – Вы это заслужили, инспектор. Поговорим начистоту.
6. День Обнуления
Позднее в своем докладе, посвященном инциденту в Плевке, детектив-инспектор Джон Хук отмечал: предполагать, что оный инцидент случится, не было ни малейших оснований. Оба подозреваемых в один голос утверждали, что не имеют претензий друг к другу, более того – помощник шерифа, господин Питер Поллард, попросил инженера и по совместительству – иллюзиониста колонии, мистера Шлоссмана, об услуге: выступить на празднике его, мистера Полларда, Обнуления – и получил согласие. Означенные господа в течение всего пребывания в колонии отличились примерным поведением, отсутствием административных взысканий, мягким нравом. Поэтому то, что произошло в субботу, двадцать второго июля восемьсот шестьдесят первого года, шокировало всех без исключения колонистов – и осужденных, и полноправных граждан.