Зато очень волнуется и негодует на Союшкина второй радист, Таратута, тоже новичок в Арктике. Я представляю себе, каким румянцем пышет его молодое лицо, — воротник кителя расстегнут, и из-под него видна полосатая тельняшка.
Но Союшкин не сдается.
— Мираж, вереница миражей! — упрямо твердит он. — Ну как же не мираж? Мелькнет, подразнит и опять исчезнет… У чукчей есть такая сказка — о Земле Тикиген, которая будто бы перемещается по морю под влиянием ветра. Подует ветер с севера, пригонит к материку — и все видят ее. Подует с юга — уплывает земля…
— Пример неудачен, — слышу я отчетливый и твердый голос Андрея.
До сих пор он молчал, давая возможность высказываться молодежи.
— Пример с Землей Тикиген неудачен, — повторяет мой друг холодно, как бы подводя итог спору. — Вам должно быть известно, что земля из чукотской сказки, якобы передвигающаяся по морю, оказалась островом Врангеля!..
Я выхожу на палубу, чтобы немного освежиться. На баке у обвеса стоят два матроса — впередсмотрящие — и зорко вглядываются в туман впереди. По капитанскому мостику расхаживает Сабиров — сейчас его вахта.
— Земля Андреева, — думаю я вслух. — Земля Санникова… Земля Ветлугина…
Странный этот спор в кают-компании! Каждого из нас он затрагивал гораздо больше, чем хотели показать. Говорили как бы обиняками. Говорили о различных гипотетических землях, не называя ту, к которой мы шли, но думая о ней, подразумевая именно ее.
Как видит читатель, много общего между Землей сержанта Андреева, Землей Савинкова и нашей землей в северо-восточной части Восточно-Сибирского моря. Естественно возникает вопрос: не будем ли мы так же несчастливы в своих поисках, как участники тринадцати экспедиций на Землю Андреева и не помню уже скольких на Землю Санникова?.. Я загляделся на пенный след винтов за кормой.
Когда долго смотришь на море, особенно ночью, почему-то думается всегда о прошлом, о жизни.
Весь вечер преследовал меня один мотив.
Ветер насвистывал его в реях над головой. И машины, от ритмичной работы которых содрогалась палуба, отбивали такт: “Мо-лодцу плыть неда-ле-ечко…”
В детстве мы придумали с Андреем биографию своему учителю. Мы не могли поверить в то, что он не выезжал никуда из Весьегонска и “на Севере не бывал…” И что же? Вымысел неожиданно обернулся явью: Петр Арианович был выслан в Сибирь, бежал с места ссылки…
“Старый товарищ бежать пособил.
Ожил я, волю почуя…”
Ожил?..
Заметьте, никто не видел мертвого Ветлугина. Овчаренко видел только, как его товарища уносит в море на льдине. А ведь известны случаи…
Но что пользы гадать об этом?
Не дававший мне покоя мотив я решил вытеснить другим. Промелькнули, не задерживаясь, несколько грустных и веселых отрывков, потом томительной трелью залился соловей, и вдруг давнее, почти неуловимое воспоминание: Нескучный сад, Лиза, Андрей…
Я подумал, что отношения между Лизой и Андреем не выяснены до сих пор. Мой друг так и не решился на объяснение. “Брат подруги” отпугнул его, что ли?
Накануне отъезда из Москвы я взялся за дело сам,
Я был намерен серьезно поговорить с Лизой. Я так и сказал ей, придя к ней вечером без Андрея.
— Лиза, — сказал я, — мне надо с тобой поговорить серьезно.
— Да?..
Она сидела передо мной на стуле и вопросительно смотрела снизу вверх своими ореховыми глазами, аккуратно сложив на коленях руки. Что-то показалось ей странным в моем торжественном тоне — признаюсь, я чувствовал себя стесненно. Вдруг, она начала краснеть, все так же молча, не сводя с меня глаз; медленно заливаясь румянцем от шеи до лба, до самых корней пушистых, рыжих, как бы пронизанных светом волос.
— Послушай, мы же с тобой не дети, — продолжал я рассудительно. — Ведь он неплохой парень! Кому лучше знать, как не мне? Честный, прямой. И как любит тебя! Даже стихи писал. Но плохие…
— Вот как! — шепнула Лиза, опуская голову. — И молчал до сих пор?
— Так ведь застенчивый! Лиза вскинула на меня глаза.
— Ты же его знаешь, — продолжал я. — Просто очень серьезный. И молчун. Иной раз слова не допросишься.
— Да ты о ком говоришь?
— Об Андрее, — удивился я. — О ком же еще?
Но она не стала слушать дальше и почти вытолкала меня за двери — так-таки вытолкала, ни за что ни про что.
— Иди, иди, сват! — приговаривала она. — Тоже мне, сват нашелся!
— Просто хотелось услужить, — оправдывался я. — Чтобы у вас обоих было хорошее настроение…
У нее были грустные глаза, когда она провожала нас на аэродроме. Улыбалась, даже смеялась, но глаза оставались грустными. Почему?..
Проводы вообще вышли неудачные, сумбурные.
Слишком много было помпы, пышных речей и букетов. Один из букетов был вручен Степану Ивановичу, и он таскал его с собой как веник, не зная, куда девать. Союшкин не отходил от меня ни на шаг, учтя то обстоятельство, что на групповых снимках начальника помещают обычно в центре.
Хорошо еще, что мы успели помириться с Андреем перед отъездом.
… Никто не знал, что мы поссорились, и поссорились жестоко.
Можете себе представить — он настаивал на том, чтобы экспедицию отложить!
— Отложить! Да ты в уме? Отложить! Почему?
— Вещество, вызывающее выпадение солей из морской воды, нельзя изготовить так быстро, — доказывал он. — Химики только начали работать над опреснителем по нашему заданию.
— Сколько же времени понадобится, чтобы такое вещество найти?
— Не знаю. Они говорят: год. Может быть, два года… Нет, Андрей решительно сошел с ума!
— Ты взвесь все обстоятельства, — продолжал он убеждать меня. — Хорошо, если подле Земли Ветлугина есть полынья, подобная той, что у острова Врангеля. Ну, а если нет? Вообрази, там сплоченные многолетние льды, барьер льдов. Да так оно, наверное, и есть. Ледокол не сможет форсировать их. Тогда что?
— Дрейфовать. Пусть льды поднесут корабль к Земле Ветлугина.
— Они не только поднесут, но и обнесут. Опишем зигзаг вокруг земли, как Текльтон, и больше ничего.
— А зачем же берем с собой вездеход? Когда начнется зигзаг, сразу же — на вездеход, и прямиком по льдам к земле!
— Так-то оно так, но с опреснителями было бы вернее.
— Ты просто трусишь, Андрей! — сказал я в сердцах. — Мнешься, робеешь, как с Лизой!
Конечно, не надо было бы говорить обидные слова. Я хорошо знал, что Андрей храбр, и не раз имел случай убедиться в этом. Просто он был очень обстоятельный человек, любил действовать обдуманно, наверняка.
Но сейчас это была уже крайность…