Архипелаг Исчезающих Островов - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Платов cтр.№ 22

Не помню, почему зашел разговор о природе подвига.

— Обязательно ли совершается подвиг на войне, в бою? — спросил один из сибиряков. — Длится ли он всего мгновенье или может растянуться на долгие годы?

Кучерявая девушка из Минска вспомнила волнующие слова Энгельса: “венец жизни — подвиг!..”

Да, это было так! Это было прекрасно. Любая, самая скромная жизнь получает смысл, если человек стремиться увенчать ее подвигом.

Труд — это та же битва. Хорошо ворваться первым во вражескую крепость и водрузить на ней красное знамя. Но можно ведь поставить его и над станком в цехе!

Наше поколение решает спор между капитализмом и коммунизмом — между прошлым и будущим человечества. Мы — вестники будущего. Творя его, приближая его, мы различаем впереди прекрасные, tit не построенные города, диковинные, созданные руками человека растения, новые химические элементы в пустующих квадратах периодической системы Менделеева.

Нам предстоит свершить все это, чтобы победил коммунизм!..

Конечно, выражено это было как-то иначе, не помню уже, в каких именно словах, и, наверное, не так связно. Но ведь мы были в том счастливом возрасте, когда друг друга понимают с полунамека.

Ломоносов со своего пьедестала ласково смотрел на нас. Втайне я считал, что особенно ласково он смотрит на меня с Андреем. Всю жизнь свою великий помор был привязан к Сибирскому морю, как он называл Ледовитый океан. С десяти лет до девятнадцати ходил на рыбную ловлю с отцом. Став ученым, снаряжал экспедиции для достижения полюса. Первым разгадал вековую тайну льдов, зарождающихся у берегов Сибири и пересекающих океан.

Однако так разнообразна была деятельность этого русского гения, чтобы любой из студентов — будущий физик, будущий химик, будущий филолог — с тем же основанием мог принять на свой счет ласково-благосклонное выражение его лица.

Да, отсюда, с Моховой, острова Восточно-Сибирском море были куда лучше видны, чем из Весьегонска. До них, казалось, рукой было подать!..

А еще через несколько месяцев мы встретились с Лизой — неожиданно, в библиотеке имени Ленина.

В конце двадцатых годов новое здание еще не было построено, и все многочисленные посетители, преимущественно студенты, теснились в старом зале.

Был тот час, когда в зале делается особенно уютно от зеленого, теплого света абажуров. Мы стояли с Андреем на “антресолях”, у перил, как раз там, где прибита дощечка с надписью “Стоять воспрещается” и где, несмотря на это, всегда толкутся влюбленные парочки, шепчущиеся о своем счастье, а также одиночки, мрачно пережевывающие бутерброды.

— Петр Арианович сидел за одним из этих столов, — сказал я, глядя вниз.

— Угу! — пробормотал Андрей. — В году, наверно, одиннадцатом или двенадцатом…

— Как странно, что мы теперь здесь, где он обдумывал свою гипотезу!

— Что же странного?

Стоявшая неподалеку девушка с любопытством поглядела на нас и придвинулась. Я принял небрежную позу, Андрей отвернулся.

Вдруг меня тронули за локоть и шепнули:

— Курс норд-ост, верно?

Это могла быть только Лиза! Кто же еще, кроме нее, знал курс к нашим островам?

Но девушка ничем не напоминала бывшую девчонку с косичками. Над головой не торчали смешные мышиные хвостики. Веснушки остались в самом ограниченном количестве, и то лишь на кончике носа. Волосы были острижены коротко, под мальчика, только надо лбом оставлена небольшая гривка, которой она ловко встряхивала по временам. Но ладошка на ощупь была такой же теплой и твердой.

— Я сразу поняла, что это вы, — затараторила она, держа нас за руки. — Ты так же щуришься, Леша, а Андрей глядит таким же букой.

Но тут с кислым лицом приблизилась библиотекарша и попросила “восторги по случаю встречи” перенести на лестницу.

— Я знала, что встретимся, знала! — повторяла она. — Ведь Петр Арианович велел нам, чтобы мы были вместе…

— Не забыла Петра Ариановича?

— Что ты! — удивилась она. — Ведь он научил меня читать и писать. Этого забыть нельзя!..

Лиза оказалась самой нетерпеливой, самой азартной из нас. Она готова была отправиться на поиски островов в Восточно-Сибирском море хоть сейчас.

Но, кроме того, по ее словам, она должна “найти себя”.

Что, собственно, это означало: “найти себя”?

— Обратилась бы в милицию, в бюро утерянных вещей, — поддразнивал я.

Она не обиделась. Только повернула ко мне расширенные карие, довольно красивые глаза и сказала:

— Ах, Леша, ты ничего не понимаешь, ничего!..

“Поиски”, по-видимому, давались нелегко. Как-то Лиза, возвращаясь с диспута Луначарского и митрополита Введенского, сказала нам со вздохом:

— До чего же хочется на Луначарского быть похожей!..

— Как! — притворно удивился я. — Чтобы в пенсне и с бородой?

— Чтобы все знать, как он! Чтобы уметь сразить врага остротой, сшибить с ног!.. Я подумаю еще, может, на литфак пойду… — Она опять вздохнула. — Отчего, ребята, я такая жадная? Всюду хочу поспеть сама. Музыку слушаю — хочу быть композитором или дирижером. Книгу читаю — мечтаю писать. По мосту иду (мы переходили Москву-реку) — хочу, чтобы мой был мост, чтобы я строила его. И всюду хочу первой… Это плохо — хотеть быть первой?

— Отчего же? — пробормотал я, осторожно перепрыгивая через лужу. — Есть блестящее предложение: можешь стать чьей-нибудь первой… любовью — Андрея, например…

— Вечно шутишь, Леша! — недовольно сказала она. — Как не надоест — шутить и шутить!

Мы с Андреем побывали у нее в гостях. В комнате у нее было очень уютно, несмотря на то, что там жили еще четыре девушки. Наша Лиза умела создать уют из пустяков, из ничего, воткнув в стакан букетик ландышей или разбросав на этажерке вырезанные из цветной бумаги салфеточки.

У нее был талант, свойственный, кажется, только женщинам: обживать любое, самое неуютное помещение. Она обжила бы, по-моему, даже льдину среди океана, заставив морских зайцев и нерп потесниться к краешку.

Наблюдая за тем, как она носится по комнате, накрывая на стол, дружески перебраниваясь со мной и ловко нарезая присланное из Весьегонска сало, я заметил — просто так, к слову:

— Представляю себе жену полярного путешественника именно такой, как ты. Да! Домовитой, заботливой и…

— Ага! — Она тотчас накинулась на меня, так как по-прежнему была забиякой. — Это значит: ждать-поджидать, поддерживать огонь в очаге? Англо-саксонские образцы, вычитано из книг!

— Ну что ты! — удивился я. — Какие же образцы? Вообрази усталого путешественника с заиндевелой бородой, с которой падают сосульки на коврик перед камином…

И я изобразил путешественника довольно яркими красками.