Жуков и Кротов с недоумением посмотрели друг на Друга.
— Вот сумасшедший!
— Не иначе, как сумасшедший, — охотно согласилась Фима. — Только привычка моя: пятнадцать годов живу я у него, а то давно бы от него ушла… Был человек как человек, а вот уже с год совсем на себя не похож. Прямо как бы не в себе.
— С чего же это началось у него?
— Кто ж его знает? Может, сглазу?.. Сначала начал он вроде как гимнастику делать. Придешь к нему в комнату, он будто танцует: правой ногой вроде как польку, а левой — вроде как вальс. И руками по-разному отбивает. А потом глазами косить стал. Сидит перед зеркалом и глазами косит. Однажды смотрю на него, а у него один глаз в потолок смотрит, а другой — на пол. Я так всю посуду на пол и грохнула — обомлела.
— Собачку шмеманскую знаешь ты? Дэзи кличут.
— Беленькая, кудластенькая такая? Как не знать!
— Так вот, не утащил ли твой хозяин и эту собачку?
— Видать не видала, а все может быть. Заболталась я, а у меня там утюг остынет… Вот деньги!..
— Что ж так мало?
— Барин говорит, хозяин мой, что в ЦИКАПУ записан и право на дополнительную площадь имеет.
— Какая такая ЦИКАПУ? — спросил Кротов.
— ЦЕКУБУ! — догадался Жуков.
— Пусть удостоверение представит, а пока по-прежнему должен платить. Так и передай.
— Ладно! — И, утирая нос краем фартука, краснощекая Фима выбежала из комнаты.
— Придется сообщить милиции. Этот сумасшедший еще дом подожжет или укокошит кого!
2. ПО «СОБАЧЬЕМУ ДЕЛУ»
Дело по обвинению профессора Вагнера в краже собак собрало полный зал публики. Знакомые, встречая друг друга, спрашивали:
— Вы тоже по «собачьему делу»?.. По повестке?
— Нет, из любопытства!.. Профессор — и вдруг собак крадет!.. Что он, ест их?..
— А я по повестке. Свидетель. Ведь и у меня Тузик пропал! Хорошая собака. Думаю гражданский иск предъявить…
— Прошу встать!..
В зал входят судьи.
— Слушается дело по обвинению гражданина Ивана Степановича Вагнера в краже…
К столу подошел профессор Вагнер. На вид ему можно было дать не более сорока лет.
В его каштановых волосах, в окладистой русой бороде и нависших усах можно было заметить только несколько серебристых волосков. Свежий цвет лица, румяные щеки и блестящие глаза дышали силой и здоровьем.
«И про этого человека говорили, что он совсем не спит!» — подумал судья, с недоумением оглядывая обвиняемого. Он ожидал встретить изможденного старика. И уже с живым интересом судья стал задавать формальные вопросы.
— Ваше имя, отчество, фамилия?
— Иван Степанович Вагнер.
— Возраст?
— Пятьдесят три года…
В публике удивленно переглядывались.
— Занятие?
— Профессор Московского университета.
— В профсоюзе состоите?
— Состою. Работников просвещения.
— Партийный?
— Беспартийный. Под судом и следствием не состоял.
— Гражданин СССР?
— Да.
— Женат?
— Вдовец.
— Признаете себя виновным?
Профессор Вагнер неопределенно пожал плечами.
— Нет, не признаю.
— Но собак-то вы похищали?
— Разрешите дать объяснение после допроса свидетелей.
— Хорошо. Запишите, — обратился судья к секретарю. — «Обвиняемый виновным себя не признал». Вызовите свидетеля, участкового милиционера Ситникова! Что вы можете показать по делу?
— В наше отделение милиции поступали заявления от граждан Бондарного переулка о пропаже собак. У гражданина Полякова пропал очень дорогой сеттер, у Юшкевич — мопс, а у Дерюгиных — даже персидский кот. Собаки исчезали бесследно. Их трупов не находили. Собак, очевидно, кто-то крал.
— Производили вы розыск?
— Пропала собака — дело не большое. Признаться, у нас не было времени по каждому случаю розыск делать. Но когда поступили жалобы гражданки Шмеман на гражданина Вагнера и заявление правления жилищного товарищества, мы стали наводить справки. Почти все потерпевшие указывали на профессора Вагнера. Он вообще чудной какой-то. Говорят, по ночам не спит. Или дома работает, или по улицам шатается. Дворник ихнего дома видел несколько раз, как Вагнер ночью возвращался домой с собачкой на аркане. В комнате его собаки лают, визжат. Улики были серьезные.
Поэтому, вследствие поступивших заявлений, мы решили произвести у профессора Вагнера обыск и выемку его бумаг. Обыск производил я в присутствии председателя правления жилищного товарищества, дворника и гражданки Шмеман.
В первой комнате обвиняемого ничего предосудительного найдено не было, кроме различных инструментов и машин неизвестного происхождения. Во второй комнате мы застали шесть собак различной породы, пола и возраста. Все они были привязаны к стене на коротких ремешках. У некоторых из них свисали головы, как бы околевали или устали очень. А на столе лежала белая собачка, лохматенькая, с пробитой в черепе дыркой, так что мозги видны были. Гражданка Шмеман опознала в трупе свою собачку, закричала и в обморок упала…
В зале суда послышались сдержанные рыдания Шмеман.
— Дэзи, Дэзи!.. — шептала она, всхлипывая.
— Забранные бумаги мною представлены в суд, — закончил милиционер.
— Распишитесь. Свидетель Жуков!
Жуков, председатель правления жилищного товарищества, подтвердил показания милиционера.
— Произвести обыск, — добавил он, — нас заставило еще то обстоятельство, что профессор Вагнер является очень непонятным жильцом. Жильцы думают, что он помешанный, и даже боятся детей выпускать. Во избежание паники и дезорганизации населения я просил бы подвергнуть Вагнера психиатрической экспертизе.
Может быть, он опасен, — почему-то смутившись, прибавил Жуков, — и его выселить надо.
Профессор Вагнер улыбнулся.
— Чем же он опасен? — спросил судья.
— Как вообще ненормальный! И соседи жалуются: шипит у него что-то в комнате, жужжит, а то взрывы вдруг… Еще дом взорвет!.. И собаки целую ночь воют… Неудобный жилец, одним словом.
— Гражданка Шмеман!
— Господин судья! — начала она дрожащим голосом, утирая платком слезы, и тотчас поправилась: — Гражданин судья!.. Он — убийца! — Она указала на Вагнера пальцем с двумя обручальными кольцами. — Я вдова… У меня никого нет… Он убил моего лучшего друга… Моя Дэзи!.. — И Шмеман опять заплакала.
— Вы предъявляете гражданский иск?