Троцкий и заговор в Красной Ставке - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Войтиков cтр.№ 38

В случае несогласия «пригрозили» введением военного положения. Исполком все же своего согласия не дал. Тогда начальником штаба было предложено осмотреть «Третьяковские казармы». По словам членов исполкома, эти казармы совершенно непригодны под госпиталь, так как там нет даже примитивных удобств и жить там в свое время отказались даже солдаты. Осматривавшие эти казармы специалисты-инженеры помещение нашли пригодным.

На такой стадии развития я оставила этот конфликт. Удается ли его ликвидировать или он разрастется — предугадать трудно. Вообще же вопрос о взаимоотношениях исполкома с Военным штабом имеет не только местное значение и, очевидно, одному исполкому разрешить его будет не под силу. Коммунисты, по сообщению членов исполкома, если в Военном штабе и есть, то молодые и в небольшом количестве. Зато много в штабе специалистов, сохранивших от старого слоя не только знания, но и привычки. Вопрос о специалистах, о ведомственной политике, о помпадурстве поставлен в порядок дня и требует для всей Советской России ^[326].

В настоящее время в Серпухове введено военное положение.

16 января 1919 г.

ИНСТРУКТОР ПРОКОПОВИЧ

С подлинным верно: делопроизводитель А. Борисович, 24/I.1919 г.

РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 14. Л. 74 с об. — 75. Заверенная машинописная копия.

№ 2.10

Доклад врид инспектора пехоты при Полевом штабе Реввоенсовета Республики А. Андерсона помощнику начальника Полевого штаба Г.Н. Хвощинскому

№ 5, г. Серпухов

22 января 1919 г.

Помощнику начальника Полевого штаба при РВС Республики

16 сего января в городе Москве, в то время как я уехал на Курский вокзал, я был арестован МЧК и доставлен на Лубянку 14, где пробыл более двух суток под арестом, после чего, не предъявив мне никаких обвинений, был освобожден. Как выяснилось из дознания, мотивы и обстоятельства, при которых произошел арест, следующие: Приехав с Вашего разрешения в Москву на несколько часов за покупками и на примерку пальто к портному, я остановился на Елоховской ул., дом № 1/12, кв. 5 у Шатрова (родители бывшего моего шофера, когда я служил начальником штаба 5-й армии). Примерка была назначена портным к 2-м часам дня, до этого времени я сделал несколько дел, в том числе был у начальника снабжения Республики ^[327] И.И. Межлаука, у которого просил принять в отделе снабжения в Москву моего знакомого, по просьбе его матери, сын и муж которой служат в настоящее время в отделе снабжения 5-й армии ^[328]. У Межлаука я пробыл до 2,5 часов дня, потом пошел к матери моего знакомого, за которого я хлопотал у Межлаука, сообщил ей результат и через несколько минут, сев в трамвай «В», я поехал на Елоховскую ул. Времени до отхода поезда оставалось не более 1,5 часов, за это время я предполагал успеть побыть у портного, пообедать и поспеть к поезду (портной живет в 75 шагах от квартиры Шатрова). По дороге трамвай испортился, мне пришлось пересесть на другой. Приехав к портному, имея уже не больше 50 минут времени до отхода поезда, я узнал, что портной только через 10 минут сможет начать примерку, я почти бегом отправился на квартиру к Шатровым, где меня ждал обед, и через 12–15 минут, взяв извозчика ехать на вокзал уже с вещами, я решил не делать примерки, а только заехать к портному — сказать, чтобы он привез пальто в Серпухов; подъезжая к портному, я его встретил уже готового идти ко мне, я посадил портного на извозчика, и (т. к. квартира Шатрова в 75 шагах расстояния и по дороге на вокзал) я решил примерить у Шатрова. Подъезжая к квартире, не дожидаясь полной остановки извозчика, я на ходу соскочил, вбежал в подъезд дома, где живут Шатровы, за мной не менее поспешно бежал портной — через 5 минут я уже снова был на улице, сел на извозчика, которому приказал торопиться на вокзал. Времени оставалось еще около 20–25 минут до отхода поезда. Проехав шагов 100, я был остановлен окриком: «Стой, ни с места»; оглянувшись, я увидел человека, одетого в защитного цвета бекеш, который, держа в одной руке направленный на меня револьвер, другой поднимал полость саней, приказывая: «Немедленно в Чрезвычайную комиссию на Лубянку 14» и сел со мной. Догадавшись, что это был агент МЧК, я предполагал, что ему нужен спешно мой извозчик, сказал ему: «Я тороплюсь на вокзал», но агент повторил приказание, после чего я спросил, не арестовывает ли он меня, на что агент ответил: «Да, Вас»; тогда я предложил показать ему мой документ, предупреждая, что он, несомненно, ошибся, на что агент ответил: «Там разберут». На Лубянке 14 в МЧК у меня были отобраны все мои вещи и документы, просмотрены дежурным. Вещи, за исключением перчаток лайковых, бритвы, рамки для фотографической карточки и дрожжей, были мне возвращены, также возвращены деньги и часть бумаг, оставленное все было передано коменданту, затем дежурному следователю Когану. Все это продолжалось с 5 часов до 9 часов вечера, в 9 часов вечера меня посадили в общую камеру под арест, в 3 часа ночи с меня был снят допрос следователем Коганом, который, по окончании допроса, сказал, что «Вы, по-видимому, арестованы по ошибке, так как агент, видя ваш суетливый вид, Вы куда-то торопились, соскочили с извозчика, ехали с каким-то господином, потом снова один — все это навело на мысль агента заподозрить Вас в том, что Вы от кого-то убегали, и он арестовал Вас». На это все я следователю сказал, что из моего показания ясно видно, почему я торопился, где был, все это легко проверить — следователь обещал к 11 часам 17 января 1919 г. мое дело кончить, при опросе мне были предложены еще следующие вопросы:

1) Служил ли я в 16-м корпусе; 2) Кто такой Володя; 3) Где я служил с момента Октябрьской революции и 4) Есть ли у меня знакомые в Москве.

Первый вопрос был мне, по-видимому, предложен потому, что в числе документов была копия моей аттестации начальника штаба 17-й пехотной дивизии, представляемой начальнику штаба 19-го армейского корпуса. Второй вопрос потому, что в числе бумаг было письмо от бывшего моего ученика гимнастики, 14—15-летнего мальчика, которое было подписано: «Ваш Володя».

Просидев двое суток, еще более убежденный в недоразумении, я предполагал, что вся задержка моего освобождения происходит благодаря проверки адресов, которые я называл при опросе.

18 января 1919 г. вечером я был освобожден, мне вернули мои бумаги, но за оставленными вещами было предложено прийти в понедельник 20 января 1919 г., т. к. общая канцелярия была уже закрыта, вещи находились там. 20 января я пришел на Лубянку 14 за моими вещами, оказалось, что переписка уже переслана в Военный отдел ВЧК ^[329] на хранение, а чтобы получить мои вещи, мне надо было взять записку от следователя, который вел мое дело, для чего потребовалось узнать номера дела, вещевой квитанции и протокола. В канцелярии хранилищ я нашел переписку по моему делу и сделал выборку нужных мне номеров.