– Вы кого-нибудь видели? – настойчиво спросил Ломов, подавшись вперед. – Может быть, заметили что-то подозрительное… какое-нибудь шевеление в кустах, например?
– Я сидела на дереве, – сказала Амалия, – но ничего подозрительного мне в глаза не бросилось. С другой стороны, если человек Ашара сумел хорошо замаскироваться…
– Вспомните, может быть, вы слышали как бы эхо от выстрела, как бывает при двойном выстреле? Или видели нечто вроде вспышки там, где никого не должно быть?
На этот раз Амалия молчала гораздо дольше.
– Боюсь, я не могу вам помочь, Сергей Васильевич, – промолвила она серьезно. – Виконт просто вскинул руку и выстрелил. Полковник упал. Больше ничего не было… А если и было, я ничего не заметила. – Она немного помедлила перед тем, как произнести следующие слова. – Покойный Уортингтон не был нашим другом, и это еще мягко сказано. Почему вас так задела за живое его кончина?
– Потому что я не люблю, когда меня пытаются провести, – отрезал Ломов. – И я нутром чую, что в этой истории есть что-то гнилое. Фелисьен Ашар не из тех, кто станет полагаться на везение стрелка, который только вчера взял в руки пистолет. Уверен: там был второй стрелок, просто вы его не заметили.
Амалия пожала плечами.
– Что ж, следует поздравить мсье Ашара: он поступил бесчестно, но все же добился своего. Пока, потому что англичане вряд ли отступятся после одной попытки. Есть же еще Хобсон и Скотт, которые вполне могут вызвать виконта на дуэль, обвинив в гибели их друга.
– Вы не в курсе? – удивился Ломов. – На секундантов наехала карета, когда они вернулись в Париж. Лошади понесли… жуткая неприятность. У Хобсона сломаны ноги, у Скотта – позвоночник, и он совсем плох. Кроме того, мне стало известно, что виконт уже собрался и в сопровождении надежных людей уехал в свой замок. Нет, сударыня, Ашар не допустит, чтобы его подопечного снова вызвали на дуэль.
– Получается, он выиграл эту партию, а Уортингтон проиграл.
– Получается так. – Ломов промолчал. – Знаете, когда я увидел его мертвым, я… Честное слово, мне стало почти что жаль. Никто, кроме меня, не пришел к нему. Он уже окоченел. Не знаю, почему ему не закрыли глаза, они были открыты. И мне пришлось их закрыть.
– Если бы он был жив, – вполголоса ввернула Амалия, – вы бы даже не помышляли о жалости.
– Конечно, – усмехнулся Ломов. – Я бы помышлял только о том, как его убить.
Чтобы сменить тему, Амалия предложила своему собеседнику остаться на обед, но он отказался и вскоре удалился, оставив ее одну.
Будь Амалия в ином настроении, возможно, она не отказалась бы поразмышлять о том, правда ли, что по-настоящему нас ценят только наши лучшие враги, в то время как лучшие друзья воспринимают нас скорее как данность; но парадоксами баронесса Корф была склонна заниматься на досуге, а сейчас ей хватало своих забот – к примеру, она собиралась оживить в памяти то, что знала из испанского. Амалия всегда считала, что с испанским ей не повезло – когда-то она начала изучать итальянский, но бросила, а потом испанский наложился на похожий итальянский, так что в итоге получилось ни то ни се. Однако баронесса Корф была убеждена в том, что труд и прилежание способны творить чудеса, и принялась перечитывать учебник испанского.
Глава 4
Странности начинаются
Дело, ради которого Амалия приехала в Мадрид, заняло гораздо меньше времени, чем она предполагала, так что через неделю баронесса Корф вернулась в Париж, собираясь далее проследовать на родину. Однако почти сразу же после приезда Амалия получила записку от Осетрова, которая заставила ее пересмотреть свои планы. Постороннему записка могла бы показаться простым приглашением на ужин, но по особым ключевым словам, употребленным в тексте, баронесса сразу же определила, что речь идет о чем-то важном и срочном и что, возможно, снова потребуется ее помощь. В тот же вечер Амалия навестила Осетрова. В силу своей профессии резидент умел прекрасно скрывать свои чувства, но Амалия знала его не первый год и безошибочно определила, что ее собеседник чем-то обеспокоен. Он произносил требуемые приличиями фразы о том, удачно ли прошло путешествие баронессы и не устала ли она, но Амалия видела, что его мысли занимает нечто совсем иное, и приготовилась ждать, когда он наконец заговорит о том, что его волновало.
– Кажется, вы хорошо знаете Сергея Васильевича Ломова? – спросил Осетров после того, как собеседница дала ему понять, что довольна результатами своей поездки и не ощущает никакой усталости.
– Мы работали вместе, – осторожно ответила Амалия.
– И насколько мне известно, виделись с ним до того, как отправиться в Мадрид?
Тон, которым были сказаны эти слова, баронессе не понравился. Слишком многое могло за ним стоять – от подозрения до прямой угрозы. Амалия не знала за собой никакой вины, но отлично знала, как немного порой надо, чтобы испортить жизнь агенту, каким бы добросовестным и надежным он ни был.
– Если вам, милостивый государь, известно о визите Сергея Васильевича, – холодно промолвила баронесса Корф, – то для вас также не должно составлять секрета, о чем мы говорили.
Осетров несколько мгновений буравил собеседницу пронизывающим взглядом, но затем, очевидно, решил пойти на попятный. Он сухо улыбнулся.
– Сударыня, я глубоко сожалею, если вам показалось, что я имел намерение каким-либо образом задеть вас. Когда Сергей Васильевич узнал, что вы присутствовали на дуэли Уортингтона и виконта де Ботранше, он выразил желание встретиться с вами. Зная решительный характер Сергея Васильевича, я, естественно, предположил, что он исполнил свое намерение и что вы с ним виделись еще до вашего отъезда. Я ведь прав?
– Совершенно правы, милостивый государь, – ответила Амалия, принужденно улыбаясь.
– Госпожа баронесса, вы не только прекрасны – вы также самая умная женщина из всех, кого я знаю.
Тут Амалия окончательно убедилась, что все настолько плохо, насколько вообще может быть, потому что за подобными комплиментами неминуемо следует нечто ужасное. А Осетров меж тем продолжал, подавшись вперед:
– Скажите, сударыня, когда вы общались с Ломовым перед отъездом, вы не заметили в его поведении ничего… странного?
– Он был оскорблен до глубины души тем, что Уортингтона убил не он, – сдержанно отозвалась Амалия. – Вам судить, считать это странностью или нет.
– И больше вы ничего не заметили?
– Может быть, вы мне скажете, что происходит? – вопросом на вопрос ответила баронесса Корф. – Вы говорите о Сергее Васильевиче, выпытываете подробности нашей с ним встречи… Мне бы хотелось все-таки понять, к чему все это, потому что тогда мне будет гораздо проще вам помочь.
– К чему все это, – эхом повторил Осетров и с обманчиво рассеянным видом побарабанил пальцами по столу. Амалия, однако, видела, что ее собеседник собран, сосредоточен и лишь мысленно прикидывает, какой ему тактики держаться. Невольно ее охватила тревога. – К чему, к чему… Боюсь, сударыня, что у нас проблемы.