В катастрофе виноват я один, моя спонтанная реакция и непродуманные действия. Аффект взял верх над разумом. Я всегда считал, что полностью себя контролирую. Пятнадцать лет на армейской службе я попадал, казалось бы, в безвыходные ситуации, когда на кону стояла моя собственная жизнь и жизни подчиненных, но никогда не паниковал. В то утро я решил, что случилось несчастье, нечто ужасное, невообразимое, не потребовал объяснений, не стал выяснять мотивы задержания, а заорал: «Дина!» Перед мысленным взором встала сцена преступления, кровь и мозги на стенах, бездыханное тело. Меня как током ударило, и все мое хладнокровие испарилось – остался один темный, животный инстинкт.
Я кинулся в бой, как регбист-нападающий, и, несмотря на свой относительно невысокий рост, сбил с ног офицера и разметал двух его коллег. Четвертый полицейский попробовал удержать меня за руку и получил удар кулаком, а я рванул к домику Дины. Бежал, как никогда не бегал, за спиной раздался хлопок, но мне и в голову не пришло, что в меня стреляют.
Я вломился в дом: ничего, комната в безупречном порядке, но где же Дина?! Додумать я не успел: полицейский сбил меня с ног и начал вязать руки.
Не стану критиковать подготовку индийских блюстителей закона, но этого точно не обучали тактике рукопашного боя в Лимпстоне, и он не знал, как убить врага голыми руками за семь секунд. Я уже собирался свернуть ему шею, но на меня навалились его коллеги. Детали потасовки помнятся смутно, но кулаками мы помахали на славу, а потом офицер вырубил меня, ударив рукоятью пистолета по голове.
Стычка вышла мне боком. Человек имеет право на ошибки и даже преступления, но ни в одной стране нельзя трогать полицейских. Это фундаментальное правило я теперь обдумываю ежечасно. Индийские полицейские гораздо злопамятней наших: я пытался объясниться, говорил, что ничего против них не имею, что это роковая случайность, несчастливое стечение обстоятельств, шуточки судьбы. Они не поверили. И обращались со мной как с человеком, покусившимся на святое.
Я очнулся в кузове грузовичка со связанными за спиной руками. По лицу текла кровь, ужасно болела голова. Неимоверным усилием воли я повернулся и увидел двух полицейских. Заметив, что «клиент» очнулся, они стали по очереди пинать меня ногами, как футбольный мяч. Сидевший на переднем сиденье офицер проворчал: «Не перестарайтесь, он нужен живым». Все оставшееся время меня били чуть менее усердно.
Я умел терпеть боль, а орал, чтобы каждый следующий тычок был слабее предыдущего. Дина не покидала меня, она улыбалась, а я думал об одном: что случилось ночью? На нее напали? Недоразумение рано или поздно разъяснится, они поймут, что я не виноват в… В чем? Мне до сих пор не объяснили, за что арестовали и в чем обвиняют. Плохо, что я утратил самообладание и повел себя как идиот. Как я мог позволить эмоциям взять верх над разумом? Впрочем, я ни о чем не жалел: подобная реакция внесла ясность в мои собственные чувства. Когда мужчина теряет голову из-за женщины, он не может логически мыслить, ведет себя как псих, странно реагирует на происходящее вокруг и не способен внятно отвечать на вопросы судьи. Нет, с Диной не могло произойти ничего непоправимого. Не теперь, когда мы нашли друг друга. Необходимо сейчас же все им разъяснить! Я попробовал приподняться, получил удар каблуком в лицо, и нос хрустнул, стало трудно дышать. Офицер рявкнул: «Хватит!» – и избиение прекратилось.
До места мы добрались к ночи. Полицейские вытащили меня из машины, привели в комиссариат и заперли в крошечной вонючей камере, угостив напоследок несколькими ударами дубинки. Ужасно хотелось пить, все тело болело. Я позвал на помощь – никто не пришел. Электричества не было, через окошко под потолком проникал свет, но такой слабый, что я не мог разглядеть циферблат часов. Не знаю, сколько времени я просидел на земляном полу, прислонившись спиной к стене. Думать о Дине было тяжело, даже неопределенность ситуации терзала не так сильно.
Я задел нос и зашипел от боли. Придется встать, иначе задохнусь. Продвигаясь на ощупь, я добрался до стены и помочился. Мне нужны врач и вода. Я начал колотить в железную дверь, она содрогалась, шум стоял устрашающий, но никто не откликнулся. Я выбился из сил, лег на влажный пол и свернулся в клубок.
Дверь распахнулась неожиданно, вырвав меня из сна, вошли двое полицейских. Высокий сунул черную дубинку мне под подбородок и приказал поднять руки. Я подчинился, и второй защелкнул наручники, потом они рывком поставили меня на ноги и вытолкали из камеры. Я потребовал врача – ответом стал тычок дубинкой в живот, от которого перехватило дыхание. Я был весь грязный, от меня воняло, футболка и куртка задубели от крови.
В будке сидел давешний сержант, и я выкрикнул ему в лицо, что не позволю так с собой обращаться, что я знаю закон, имею право на визит врача и обязательно подам жалобу судье.
– Благодарите богов, что вы англичанин, – холодно бросил он в ответ. – Индиец уже был бы мертв.
* * *
Полицейские «привели меня в порядок»: один облил ледяной водой, другой промокнул полотенцем и посадил в грузовичок. В таком виде я и появился перед судьей округа Тривандрам, но как только открыл рот, намереваясь объясниться, он вполне учтиво заметил, что слова мне не предоставлял. «Еще раз нарушите тишину, прикажу вывести вас из зала!»
Педант-законник сидел на возвышении за длинным деревянным столом и внимательно читал дело. У него были седые волнистые волосы, глаза навыкате и прекрасный английский. Он то и дело отрывался от бумаг, бросал на меня внимательный взгляд и продолжал изучать досье. Расположившийся справа секретарь суда что-то писал в журнале, слева, за компьютером, сидела девушка. Зал с желтыми стенами был заполнен полусотней человек, мужчины и женщины в адвокатских мантиях и белых рубашках переговаривались вполголоса, свидетели выходили давать показания к барьеру, отделяющему судью от публики.
Минут через десять его честь спросил, каков мой гражданский статус и есть ли у меня адвокат, я ответил отрицательно, и тогда он велел секретарю пригласить одного из дежурных юристов.
– Ваш случай, господин Ларч, это своего рода казус: передо мной не одно дело, а два. Суперинтендант полиции обвиняет вас в неповиновении и оскорблении находящихся при исполнении агентов – словесном и физическом. За это серьезное правонарушение вы можете быть приговорены к семи годам тюремного заключения, крупному штрафу и возмещению убытков. Процесс начнется, когда у вас появится адвокат, а прокурор пришлет обвинительное заключение, не исключено, что через несколько месяцев. Проблема в том, что вы должны будете предстать перед судом в Дели.
– Но почему?!
Судья сдвинул очки на лоб и посмотрел на меня:
– По обвинению в убийстве…
Он заглянул в бумаги, а я закрыл глаза, как осужденный на казнь, услышавший команду «пли!».
– …Господина Абхинава Сингха. Вы улыбаетесь? Какой стыд!
– Я не… Дело в том, что… Абхинав? Быть того не может!
– Генеральный прокурор Дели обвиняет вас в его убийстве, случившемся двое суток назад. Пусть злопыхатели не говорят, что наша полиция плохо работает! Итак, ваше заявление: вы признаете себя виновным в смерти Абхинава Сингха?