– Да, сэр.
– Я же тебе говорил, – сказал я Бобби и непременно стер бы ее в порошок, если бы в этот момент не зазвонил телефон и не отвлек меня от этой увлекательной темы. При звуке звонка у меня обмякли ноги – я знал, что он предвещает.
Бобби тоже не осталась безучастной.
– Ага! – вскричала она. – Если я не ошибаюсь, вот и наш клиент. Вперед, Берти, и ни пуха ни пера!
Я уже говорил, что в отношениях с представителями сильного пола Бертрам Вустер тверже дамасской стали, но в женских руках он становится мягким как воск, и данный случай не составил исключения из общего правила. Если не брать в расчет спуск в бочке по Ниагарскому водопаду, ничто на свете не пугало меня больше, чем перспектива беседы по телефону с Обри Апджоном, особенно на такую щекотливую тему, но, поскольку представительница лучшей половины человеческого рода попросила меня взвалить на себя эту тяжкую ношу, мне ничего не оставалось, как подчиниться. Назвавшись рыцарем без страха и упрека, приходится всю жизнь нести свой крест.
Поэтому я безропотно подошел к аппарату и снял трубку; я был далеко не в лучшей форме для поединка, а уж когда услышал голос Апджона на другом конце провода, последние остатки моего мужества лопнули, как мыльный пузырь. Ибо по голосу его я понял, что он зол, как черт. Злее, чем в тот день, когда в Малверн-Хаусе, Брамли-он-Си, я подсыпал в чернила порошок для приготовления шипучки.
– Алло! Алло! Вы меня слышите? Это мистер Апджон.
Когда нервная система находится в состоянии стресса, советуют сделать пару глубоких вдохов. Я сделал шесть, что, естественно, заняло определенное время, и эта задержка еще пуще его разозлила. Даже на расстоянии я ощущал то, что принято называть животным магнетизмом.
– Это Бринкли-Корт?
Ответить на этот вопрос не составляло труда. Это действительно был Бринкли-Корт, и я ему так и сказал.
– Кто говорит?
Я на секунду задумался. Потом вспомнил.
– Это Вустер, мистер Апджон.
– Слушайте меня внимательно, Вустер.
– Слушаю вас, мистер Апджон. Как вы устроились в «Безрогом быке»? Надеюсь, вам там удобно?
– Что вы сказали?
– Я спросил, как вам нравится в «Безрогом быке».
– При чем тут «Безрогий бык»?
– Абсолютно ни при чем, мистер Апджон.
– Речь идет о деле чрезвычайной важности. Мне нужно поговорить со слугой, который упаковывал мой чемодан.
– Дживс.
– Что?
– Дживс.
– Что такое «дживс»?
– Дживс.
– Что вы все время твердите: «Дживс, дживс». Кто собирал мои вещи?
– Дживс.
– А, так это слугу так зовут – Дживс?
– Да, мистер Апджон.
– Так вот, этот слуга по халатности забыл положить в чемодан мои заметки для речи, которую я должен произнести завтра в школе в Маркет-Снодсбери.
– Что вы говорите! Могу представить, как вы переживаете.
– Перешиваю?
– Переживаете – через «ж».
– Что – через «ж»?
– Не «шить», а «жить».
– Вустер!
– Да, мистер Апджон.
– Вы что, пьяны?
– Нет, мистер Апджон.
– Тогда перестаньте нести околесицу, Вустер.
– Хорошо, мистер Апджон.
– Немедленно пошлите за этим Дживсом и выясните, куда он девал мои заметки.
– Да, мистер Апджон.
– Сию же минуту. Нечего стоять столбом и твердить: «Да, мистер Апджон».
– Да, мистер Апджон.
– Я требую, чтобы мне их вернули немедленно.
– Да, мистер Апджон.
Должен признать, что я не слишком успешно продвигался к поставленной цели, и со стороны могло даже показаться, будто я струсил и готов дезертировать с поля боя, но, как мне кажется, это ни в коей мере не оправдывает Бобби, которая в этот момент вырвала у меня из рук трубку и громко обозвала меня жалкой козявкой.
– Как вы меня назвали? – спросил Апджон.
– Я вас никак не называл, – сказал я. – Это меня кто-то как-то назвал.
– Я хочу поговорить с этим Дживсом.
– Ах, вы хотите с ним поговорить? – вступила в разговор Бобби. – Так вот, вам придется разговаривать со мной. Это Роберта Уикем, Апджон. Не могли бы вы уделить мне минуту вашего драгоценного времени?
Должен сказать, что при всем моем критическом отношении к этой Иезавели с морковными патлами не могу не признать, что она в совершенстве владеет искусством разговора с бывшими директорами приготовительных школ. Крепкие выражения так и сыпались у нее с языка, животворным бальзамом лаская мой слух. Конечно, в отличие от меня она не страдала комплексом Апджона, развивающимся у всякого, кому в самом ранимом и нежном возрасте довелось прожить несколько лет под крышей Малверн-Хауса, Брамли-он-Си, и близко общаться с этим Франкенштейном, когда он еще был в расцвете лет, но все равно ее мужество заслуживает всяческого восхищения.
Начав без лишних церемоний с короткого «Послушайте, приятель», она с предельной ясностью широкими мазками набросала сложившуюся картину и, судя по ответному бормотанию, которое я прекрасно слышал, хотя и находился на некотором расстоянии от трубки, было очевидно, что смысл происходящего стал доходить и до Апджона. Бормотание постепенно стихало, он все яснее убеждался, что барышня крепко держит его за горло.
Наконец оно окончательно смолкло, и Бобби заговорила снова.
– Вот и прекрасно, – сказала она. – Я не сомневалась, что мы найдем общий язык. Я буду у вас в ближайшее время. И позаботьтесь, чтобы в вашей авторучке было достаточно чернил.
Она повесила трубку и выкатилась из комнаты, издав на прощание все тот же вопль ночного хищника в джунглях, а я повернулся к Дживсу, как нередко делал и прежде, когда хотел поговорить о непостижимости слабого пола.
– Женщины, Дживс!
– Да, сэр.
– Вы слышали весь разговор?
– Да, сэр.
– Насколько я понял, Апджон, клянясь… Как там дальше?
– «Клянясь, что не уступит, уступает», сэр.
– Он отказывается от иска.
– Да, сэр. И мисс Уикем благоразумно обговорила, чтобы отказ был зафиксирован в письменной форме.
– Чтобы потом он не мог пойти на попятный?
– Да, сэр.
– Она все предусмотрела.
– Да, сэр.
– И проявила беспримерную твердость.
– Да, сэр.
– Рыжие волосы – видимо, в них все дело.