Заплати другому - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Райан Хайд cтр.№ 28

И потом, он уже раз попробовал такое. Стоял посреди улицы и проклинал байк во всех выражениях, какие только на ум приходили. Ни черта практически полезного не вышло. Мэтт развернул мотоцикл, вновь оседлал его и покатил с горки без мотора. Сбросил сцепление и завел движок с хода. Если бы только он с самого начала подумал об этом. Если бы подумал.

Он проскочил знак «стоп» на Камино, потому что иначе было нельзя, и никто не заметил. Вокруг — ни одного полицейского. Так что катил он по Камино на двадцати пяти ^[20], наполовину оттесненный к кромке. В таком случае, доведись ему неожиданно остановиться, за дальнейшее продвижение надо будет побороться. Пятеро ребят в «шевроле» с низкой посадкой сбавили ход, двигаясь за ним, опустили стекла в окнах, принялись обзывать его и котиком, и мохнатиком, и кисой, и слабаком. Спрашивали, не сходить ли ему на курсы вождения. День выдался хуже многих, но в целом мало чем отличался от обыденной рутины.

Единственное, что Мэтт ненавидел больше дороги на работу, это возвращение домой и выслушивание ругани, мало чем отличающейся от драки. У него была палатка в заросшем заднем дворике на тот случай, если дела пойдут и впрямь из рук вон. Ему было девятнадцать, он понимал, что ему нужно собственное жилье, только не так-то это легко. Все хотят плату вперед за первый и последний месяц, никто не желает платить больше четырех с четвертью долларов в час никому, кто еще не дорос до двадцати лет.

Он выкатил к себе на дорожку и заглушил движок. Поставил мотоцикл в центре стояночной стойки. Уже оттуда ему было все слышно, но он все же пошел внутрь. Каждому надо где-то быть, а Мэтт был дома.

Потом на столе в столовой увидел письмо. Он еще никогда не получал писем. А это пришло от человека, о котором он даже не слышал. Ида Гринберг. Странно. Большой толстенный конверт. Почта принесла ему кипу страниц от Иды Гринберг.

Кто бы она ни была.

Из книги «Другие лица: кто еще претворил идею в Движение»

Знаете, что такое «странно»? Странно, это когда ты для других значишь намного больше, чем они когда бы то ни было значили для тебя. Я хочу сказать: намного-намного больше. Как жизнь на двух совсем разных планетах.

В таких делах я уже привык быть стороной страдающей. В свой первый год учебы в средней школе я аж по самые уши влюбился в эту девчонку. Звали ее Лаура Ферли. Бывало, лежал ночью в постели, произнося самому себе ее имя — мысленно, раз за разом. В ящике моего стола хранился тот карандаш, что она обронила в коридоре. Я держал его в такой маленькой коробочке обернутым в мягкую бумагу. Это, я говорю, было странно. Походило на какое-то, дьявол бы его взял, святилище или еще что. Еще я вырезал три ее фотки из школьного ежегодника и вставил их в рамочку. Я с Лаурой так никогда и словом не обмолвился. То есть, даже не поздоровался ни разу. Что-то не помнится, чтоб я хоть раз в глаза ей посмотрел. Зато желал всю свою жизнь прожить с нею. А если не получится, то думал, что всю свою жизнь проведу в мыслях о том, как у меня не получилось. А потом порой вдруг в голову приходило: узнай она про все про это, е-мое, то-то удивилась бы.

Наверное, спросила бы: «Это какой Мэтт?».

Я не говорю, что считаю, будто миссис Гринберг была влюблена в меня, тут другое. Просто это странно. Говорю, я никогда не уделял ей внимания больше, чем любому другому покупателю в магазине. Вот только имя ее знал. Только говорил: «Здравствуйте, миссис Гринберг. Как чувствуете себя сегодня?»

Святые угодники. До чего ж ужасно одиноко ей, наверное, было.

Дорогой мой Мэттью!

Если ты читаешь это, значит, я уже преставилась. Это письмо я оставляю среди моих личных вещей вместе с запиской сыну, Ричарду, где прошу его отправить письмо после того, как я умру.

Сегодня утром я кое-куда позвонила по телефону. В мою страховую компанию и моему адвокату. Я должна была принять очень важное решение — и я приняла его. Моя жизнь застрахована на 25 000 долларов, и я решила не оставлять их моему сыну. У меня нет веры в то, что он правильно распорядится ими.

Я решила разделить деньги на три части; 8333 доллара пойдут тебе. Столько же Терри, которая мне тоже очень нравится, а оставшаяся треть — той милой леди в «Кошкином доме», потому что она самоотверженна и делает доброе дело.

Остается еще один доллар для Ричарда. Он взбрыкнет и выйдет из себя. Думаю, ты можешь прийти на оглашение завещания, и это, возможно, окажется не столь приятным. Но мы с моим адвокатом все тщательно проработали. Ричард имеет право оспорить завещание, и, вероятно, так и сделает, но он не выиграет. Мы все внимательно просмотрели и закрыли все лазейки.

Ты можешь делать с этими деньгами что угодно. Но мне хочется верить, что используешь их во благо. Не самоотреченно, просто во благо. Определенно потрать их на самого себя. Только не пускай по ветру.

Если хочешь знать, почему я тебя выбрала, то это потому, что ты всякий раз с приятной улыбкой спрашивал, как я себя чувствую. А после выслушивал то, что я говорила в ответ. Ты никогда не вызывал во мне ощущения собственной никчемности или того, словно бы меня и рядом не было.

Далее. Эти деньги не в полном смысле даровые. Я сделала тебе большое одолжение. Прямо скажем, самое большое одолжение, какое в моих силах. Я понимаю, что 8333 доллара уже не та сумма, какою была когда-то. Но это все, что у меня есть. Дом заложен так, что дальше некуда, а выплаты пособия по социальному страхованию испустят дух вместе со мной.

И вот что я хочу, чтобы ты сделал. Окажи очень большую помощь трем людям. Вовсе не обязательно деньгами. Просто дай им то, что для тебя так же велико, как 8333 доллара для меня. А когда они попытаются с тобой расплатиться, скажи им, чтобы вместо этого они «заплатили другому».

Одари своим временем, если понадобится, или своим сочувствием. У многих людей деньги есть, но только не это.

Ты славный мальчик. Порадуйся деньгам.

С наилучшими пожеланиями —

Ида Гринберг.

* * *

Прошло чуть больше шести недель, и деньги были у него на руках. Он уже внес пятидесятидолларовый залог за квартиру, так что ее не сдадут никому другому. Он перночевал в ней — в спальном мешке. У него была приличная кровать в доме родителей, но пока перевезти ее не получалось.

В квартире было тихо. Она была маленькой, зато славной и тихой.

Когда Мэтт открыл окно, то оказался прямо на скате крыши, потому что его квартирка когда-то была чердаком, пока кто-то не поделил дом. И он сидел на крыше в темноте, на холоде, в трениках и без рубашки — просто наслаждаясь тишиной. С крыши ему были видны одни деревья и ничего больше. Одна только сторона холма, поросшего деревьями. И серп желтой луны, просвечивающий сквозь листву. Этого было более чем достаточно.