Прекрасная Франция - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Савицкий cтр.№ 26

В солнечный майский день на лужайке возле церкви Святого Реми сама природа призывает тебя распить с приятельницей бутылку брюта. Пробка улетает в счастливое небо Шампани, как раз поспела сочная душистая клубника, которую уже продают в соломенных туесах, – эта земля стала нашей, но мы отдадим ее любому, кто поднимет тост за весну «без конца и без края».

Подъезжая к Реймсу, мы долго пересекаем поля виноградников. Железнодорожный вокзал окружен складами, заставленными ящиками с шампанским. Тут радует глаз всё – от замысловатых названий на этикетках до глухо хлопнувшей пробки, усмиренной по-хозяйски в руке. И вот уже искрится в бокале шипучее вино. Оно заставляет всех улыбаться, предвкушая праздник, это реймское, сухое, с кислинкой шампанское. И от него на душе легко-легко.

В этих беспечных шампанско-клубничных краях мир галлов соседствует с германским миром. Соседство это очень давнее и еще не так давно вовсе не мирное. О том, как все налаживалось, помнят живущие в этих краях старики. Граница с Германией от самого Реймса довольно далеко, но в этом древнем городе не забыли о том, что собор, в котором короновали французских королей, был разбомблен немцами в Первую мировую. Это была катастрофа в одном ряду с применением химического оружия и новейшей военной техники. О попрании святынь говорила вся Европа. Даже русские поэты-символисты писали об этой трагедии, ужасавшей тем, что за варварством стоял идеологический расчет.

Реймс находится недалеко от мест, где шли ожесточенные бои. Верден, река Марн, юго-запад Бельгии превратились в чудовищные бойни. До сих пор там, где шли сражения, находят ржавые каски, винтовки и истлевшую амуницию. Под Верденом есть знаменитый мемориал в честь победы в войне. Во Франции, как ни в какой другой стране, много памятников Первой мировой. Эту победу ждали как реванша те, кто помнил о 1871-м, те, кому в эльзасских школах приходилось учиться по немецкой программе, а также бельфорский лев, устоявший под прусской осадой. Макс Эрнст и сюрреалисты – бельфорский лев был им товарищ /ил. 81/.

| 81 | Бельфорский лев. Скульптор Ф. О. Бартольди. 1879

Эрнст был из немцев, приезжавших в Париж, чтобы стать французским художником. Еще один местный иностранец, родившийся неподалеку от французско-немецкой границы. И он сам, и многие его ровесники воевали на Первой мировой. Эрнст, кстати говоря, воевал в немецкой армии. Тогда среди художников и писателей было мало пацифистов, а воинствующих ницшеанцев было достаточно. Эта война унесла много жизней. От ранения на фронте умер Гийом Аполлинер. В сражениях погибли орлеанский мистик и жрец культа Жанны Д’Арк Шарль Пеги, один из основателей группы «Синий всадник» Франц Марк, его приятель и коллега Франц Маке и многие другие. Пауль Клее устроился художником-оформителем в авиачасть в Шляйсхайм, под Мюнхеном, и расписывал стальных птиц в строгом соответствии с уставом. Оскар Кокошка воевал на передовой и рассказал в мемуарах, как его чуть было не заколол насмерть штыком русский солдат, но Кокошка успел его застрелить первым. Николай Гумилев вернулся из Восточной Пруссии героем. На войне погиб Ле Дантю – русский футурист, открывший миру талант Пиросмани. Маяковский, впрочем, вместо службы в армии написал несколько патриотических стихотворений. Хлебников был призван на сборы, вызволен из казарм под Саратовом покровителем будетлян профессором Кульбиным и с тех пор в стихах не вызывал на бой немцев.

Гуляя по окраинам Парижа, вы можете набрести на кладбище солдат, погибших на Первой мировой /ил. 82/. Большинство фамилий на могильных крестах – арабские. Сколько таких захоронений на востоке Франции, в Бельгии и в рейнских землях! У Феликса Валлоттона есть мрачный кладбищенский пейзаж с плотно расставленными рядами крестов, убегающих за горизонт.

| 82 | Кладбище солдат, погибших на Первой мировой войне. Париж

Страсти, бушевавшие между французами и немцами, описаны в знаменитых романах – «Огонь» Анри Барбюса и «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. Французский патриотический бестселлер конца двадцатых «Зигфрид и Лимузен» Жана Жироду – история про офицера родом из провинции Лимузен, который после ранения потерял память. Он попал в плен, но дома его считали пропавшим без вести. Восстановившись после болезни, под опекой немецкой контрразведки он стал знаменитым баварским публицистом. Его статьи поднимали боевой дух немецкой армии. Случайно один такой очерк прочел его друг, узнавший в тексте знакомый стиль. Приехав в Мюнхен, он встретился с баварским публицистом, который оказался его считавшимся пропавшим без вести приятелем. К пленнику вернулась память, его удалось вызволить. В финале счастливые друзья, преодолевшие все злоключения, возвращаются в родной Лимузен.

Эта душещипательная история рассказана не без изысканности и с усердием беллетриста, который в самом деле гордился тем, что его по праву называли настоящим литературным профессионалом. Война была позади. Послевкусие победы оказалось долгим и приторным, напоминая слащавые памятники экзальтированной даме, символизировавшей Францию.

В Эльзасе и Лотарингии, вновь отошедших к Франции по Версальскому договору, многое напоминает о войне. От Метца – древнего города, где сохранилась, например, палестра эпохи Древнего Рима, – после бомбежек и боев мало что осталось. Это был важный железнодорожный центр в пограничной зоне. Его основательно разрушили. Местные жители утверждают, что вокзал Метца – один из самых больших в Европе. Он в самом деле велик, при том что само здание – очень характерный для своей эпохи вокзал замкового типа с высокой башней. Его интерьеры украшены угловатыми и обаятельными рельефами с изображением рабочих и крестьян, немного напоминающими позднеготическую скульптуру /ил. 83–86/. В этой пограничной зоне, переходившей то от Франции к Германии, то обратно к Франции, сложно наверняка определить, к чему восходит тот или иной художественный мотив. Еще сложнее здесь понять, что считать французским, а что – немецким. Многие жители говорят на двух языках и, конечно, готовы настаивать на том, что Лотарингия всегда была сама по себе, и вообще в этих краях есть места, где говорят на франконском, а вовсе не на немецком или французском. Все старики здесь похожи на Верлена, он родом из Метца. А те, что особенно на него похожи, – вылитые Сократы, только уши, как у Пикассо. В Верлене была как будто немецкая серьезность и последовательность, если это, конечно, не алкоголическая маниакальность. В его пафосе бунта угадывается энтузиастический порыв немецких романтиков. Его эпатаж иногда скабрезен, как шутки, которые отпускал Симплициссимус.