За перевозом (на пароме) тракт долго идет по такой же террасе, над которой поднимается обрыв второй, скрывающий горы левого склона. На поверхности нижней террасы в одном месте замечено много огромных глыб, очевидно принесенных льдом из ледников. С нижней террасы тракт спускается на дно долины в устье р. Малого Еломана. Здесь имеется опять перевоз через р. Катунь на варианте тракта, а другой вариант по косогору высокой террасы огибает изгиб реки, поднимаясь к бому Кынграр, в котором обнажается массивный гранит. За бомом тракт поднимается зигзагами на отрог горы левого склона, с которого открывается красивый вид на узкую долину Катуни у перевоза, устье Малого Еломана, два уступа высоких террас, острую гору левого склона за ними и гранитную гору правого склона выше перевоза. Спуск приводит тракт в долину р. Большого Еломана, по которому едем сначала по высокой террасе, затем по дну долины с полянами покосов и пашен 7–8 верст.
Далее тракт поднимается на высокий перевал через гору между долинами Большого Еломана и Большого Улегема; эта гора упирается в р. Катунь и обусловливает большое колено ее между устьями обеих этих рек. Перевал, поднимающийся метров на пятьсот над долинами, представляет узкую седловину, с которой видны были на юге верховья Большого Еломана – крутые горы с острыми гребнями и отрогами, а вдали – часть плато водораздела Теректинского хребта с небольшими острыми вершинами и гребнями с полосами снега. На севере видны только крутые скалистые горы за ближайшей долиной. Все эти горы, перевал и горы за Большим Еломаном достигают в высших точках приблизительно той же высоты и представляют остатки прежней почти-равнины на месте древнего Алтая.
Длинный спуск с перевала приводит тракт в последний раз к берегу р. Катуни, где он опять идет по нижней террасе из наносов; и здесь есть перевоз через реку (Корт-Чеку), которая уходит прямо на север в тесной долине почти без террас. Тракт уходит влево по широкой долине Большого Улегема, идет по ней около 10 верст, поднимается по левому склону на перевал, спускается в долину Малого Улегема и пролегает по ней до ее впадения в долину р. Урусул и вверх по последней до ст. Онгудай. Местность сохраняет все тот же характер с довольно широкими долинами, содержащими луга, перелески, кое-где пашни, редкие поселки; вообще, на всем пути по р. Чуе и по Катуни приходилось отмечать редкость русских сел и небольшое количество пашен по сравнению с Западным Алтаем.
В с. Онгудай я получил впервые после выезда из Томска пачку газет и узнал о начале войны с Германией. Это вызывало необходимость скорее возвращаться в Москву, хотя было только 30 июля (ст. ст.) и можно было бы попутешествовать еще целый месяц.
Посещение Восточного Алтая, конечно, отпадало. На карте привлекал к себе внимание хребет Холзун – единственный из хребтов Западного Алтая, еще не пересеченный мною и вообще мало описанный. Повернуть на юго-запад, выйти к Иртышу с пересечением этого хребта и сплыть в Омск казалось более целесообразным и быстрым, чем возвращаться в Томск через Бийск. Проводники согласились вести нас из Онгудая в с. Абай на р. Коксу, откуда им было удобно ехать к себе в Котанду, а нам нанимать лошадей для проезда через Холзун в Зыряновск и на Иртыш.
Путь из Онгудая в Абай в путеводителе В. В. Сапожникова по Алтаю не описан; он должен где-то пересечь Коргонские белки и выйти в бассейн р. Коксу по безлюдной местности. Первые два дня мы ехали еще по Чуйскому тракту вверх по широкой степной долине р. Урусул через большие села Туехта и Теньга. С севера выбегали длинные скалистые отроги Семинских белков, которые разбивают долину на отдельные отрезки различной длины. От с. Теньга тракт ушел прямо на север, но мы продолжали ехать вверх по долине Урусула, а затем по долине его притока Иоло, также степной, тогда как горы ее правого склона, обращенные на север, лесистые. За станцией Иоло местность становится более расчлененной и лесистой, дорога поднимается по речке Таргитты на перевал через сильно пониженное продолжение Коргонских белков, не поднимающихся здесь выше границы леса, спускается по речке Монаджик и затем по долине р. Сугаш выходит в долину р. Абай, уже знакомую нам.
Ехали большей частью по лесу, местами по болотам и полянам, поэтому интересной работы было мало, а красивых видов совсем не было. Из с. Абай наши проводники уехали домой в с. Котанду, а нам в течение двух дней удалось найти новых лошадей и проводников, в этот раз алтайцев, но по более высокой цене. Собранные коллекции сдали на почту; поиски подходящих ящиков в лавках и укладка заняли у меня все время, но сын успел сделать экскурсию по окрестностям. На 10-верстной карте Омского штаба села Абай еще не было, вместо него была странная надпись: «Орт. Димичи-Меркаши, Калмыково жилище».
На третий день мы выступили; маленькое происшествие испортило мне настроение. Недалеко от села, в низовьях долины тропа, по которой мы ехали, пересекала болотистый луг. Лошадь, которую мне дали алтайцы, споткнулась и упала, я также слетел на землю и при этом так сильно ушиб большой палец правой руки, что не мог двигать им свободно, т. е. работать молотком, компасом и пером. Пришлось поручить все наблюдения и записи сыну, а самому ехать только созерцателем по интересной местности.
Перейдя вброд р. Коксу выше устья р. Абай, мы долго поднимались вверх по лесистому склону хребта Холзун в промежутке между долинами речек Хаиркум (Банная) справа и Чашмен слева от нас. Первая местами видна была глубоко внизу и пенилась на каменистых перекатах. Я вспомнил, что на броду через эту речку погиб в 1909 г. геолог Пец, член геологической партии царского кабинета, изучавшей Алтай. Ночевали на этом длинном подъеме по склону долины р. Коксу. Выше кедр сменил лиственницу, лес поредел, остались отдельные деревья, наклоненные и вытянутые всеми ветвями на юго-восток – по ветру; они говорили нам о том, как здесь на высоте свирепствует зимой пурга. Россыпи щебня, гряды скал, лужайки альпийских трав, кустики полярной березы и ползучей пихты покрывали неровный водораздел, по которому мы переваливали; справа в большой впадине осталось маленькое каровое озерко в устье большого кара с крутыми склонами и полосами снега. Это была правая вершина р. Хаиркум, а немного дальше к западу у границы леса расстилалось плато со слабоврезанными долинами, круто падающее к этой реке.
С юга это плато было ограничено главным водоразделом, поднимающимся вторым уступом с вершинами-белками. На его склоне к Хаиркуму – несколько цирков с обширными снежными пятнами и небольшими моренами в устьях. Снег спускался по долинам и на нижнее плато, даже ниже границы леса – среди леса видны были его пятна. Засохшие кедры на границе леса говорили об ухудшении климата. Дальше на западе в истоках р. Коксу над общим уровнем лесистых грив поднималась еще одна группа плоских белков одинаковой высоты. На северо-востоке вдали был виден Теректинский хребет – совершенно плоская возвышенность с немногочисленными седловинами и плоскими вершинами.
Огибая правый исток р. Хаиркум с двумя моренными озерками, тропа, частью по снегу, перевалила на южный склон водораздела. Открылась впереди глубокая, сплошь лесистая впадина, обращенная на восток, ограниченная на юге более низким плоским водоразделом, за которым вдали поднимались более высокие острые горы с обильными снегами, вероятно Табын-Богдо на монгольской границе. На юго-западе – более низкий и плоский водораздел к Бухтарме, за ним – ряд параллельных ровных гребней, а на горизонте – длинная плоская возвышенность Калбинского хребта.