Предшественница - читать онлайн книгу. Автор: Дж. П. Делейни cтр.№ 19

Тогда поставлю вопрос так: этот разрыв – окончательный?

Мне приходится признать: Саймон так не считает. Мы и раньше расставались, но он всякий раз умолял, умолял, и в какой-то момент мне казалось, что проще будет согласиться. Но на этот раз все будет иначе. Я избавилась от старых вещей, от всякого бесполезного хлама. Я думаю, это дало мне сил избавиться и от него тоже.

Человеческие отношения и вещи – совсем не одно и то же, говорит Кэрол.

Я пристально смотрю на нее. Вы думаете, я поступаю неправильно?

Кэрол задумывается. У травматических опытов наподобие того, что имели вы, есть один любопытный аспект, говорит она наконец, – они иногда размывают границы, которые человек для себя установил. Порой эти перемены имеют временный характер, но иногда человек понимает, что ему нравится эта новая сторона его личности, и она становится его частью. Не мне решать, Эмма, к добру это или к худу. Только вы можете об этом судить.

После терапевтического сеанса я отправляюсь к юристу, который составил дополнение к договору об аренде дома. Эдвард Монкфорд оказался прав: я обратилась в местную контору, и выяснилось, что там его за пятьдесят фунтов подготовят. Единственная загвоздка, как сказал мне юрист, с которым я договаривалась, – в том, что Саймону, возможно, тоже нужно будет его подписать. Еще за пятьдесят фунтов он согласился посмотреть все документы, чтобы это выяснить.

Сегодня этот же юрист говорит мне, что никогда прежде не видел подобного договора. Тот, кто его составлял, не собирался пропускать ни единой лазейки, говорит он. Если не хотите неприятностей, попросите Саймона подписать все бумаги.

Вряд ли Саймон подпишет хоть что-нибудь, что формально подтвердит наш разрыв, но я все равно беру документ с собой. Вручая мне конверт, юрист непринужденно говорит: я, кстати, поискал в архиве местного совета сведения о доме. Удивительное дело.

Правда? спрашиваю я. Почему?

Похоже, у Дома один по Фолгейт-стрит довольно трагическая история, говорит он. Он стоит на месте другого, уничтоженного во время немецкой бомбардировки, – все, кто был внутри, погибли, целая семья. Родственников не осталось, поэтому местный совет принял постановление о принудительном отчуждении, чтобы снести развалины. Место пустовало, пока его не выкупил ваш архитектор. Изначально он планировал построить куда более традиционный дом; кто-то из жителей района потом жаловались в совет, что их, мол, одурачили. Судя по всему, спор разгорелся жаркий.

Но строительство не прекратилась, говорю я; прошлое дома меня не особенно интересует.

Не прекратилось. А потом владелец еще и насыпал им соли на рану – подал заявку на разрешение похоронить там кое-кого. Двоих человек.

Похоронить? озадаченно переспрашиваю я. Это, вообще, законно?

Юрист кивает. Процесс на удивление прост. Если Агентство по охране окружающей среды не имеет возражений и если нет препятствующих захоронению подзаконных правовых актов, то местный совет более или менее обязан дать добро. Единственное требование – на планах должно быть обозначено место упокоения и указаны имена усопших. По понятным причинам. Вот, взгляните.

Он достает подшивку ксерокопий и разворачивает план. Читает вслух: Место упокоения миссис Элизабет Джорджины Монкфорд и Максимилиана Монкфорда.

Спрятав подшивку в конверт вместе с остальными бумагами, он передает его мне. Вот. Можете не возвращать.

Сейчас: Джейн

Миа ушла, я иду к ноутбуку и набираю «Элизабет Манкари». Я хочу взглянуть еще раз сама, когда Миа не будет нависать. Но «Домоправитель» не выдает ни одной фотографии из тех, что она нашла.

Я сказала Миа правду: за то короткое время, что я живу в этом доме, мне ни разу не было страшно. Однако сейчас тишина и пустота приобретают зловещий оттенок. Что за глупости? Это все равно что бояться детских страшилок. И все же я включаю свет на максимальную яркость и иду смотреть, нет ли… чего? Не взломщиков же. Но почему-то я уже не чувствую себя под защитой этого дома, как раньше.

Я чувствую себя так, словно за мной наблюдают.

Я прогоняю это чувство. С самого начала, напоминаю я себе, дом казался мне неким подобием съемочной площадки. Это ощущение мне понравилось. Все, что случилось с тех пор, – это дурацкий, куцый секс с Эдвардом Монкфордом и открытие того факта, что он предпочитает женщин определенного типа.

Лежит под лестницей с разбитой головой. Я невольно подхожу и смотрю на это место. Что это, едва заметный контур давным-давно оттертого кровавого пятна? Но я ведь даже не знаю, была ли тут кровь.

Я поднимаю взгляд. Надо мной, вверху лестницы, что-то виднеется. Полоска света, которой раньше там не было.

Я медленно поднимаюсь по лестнице, не сводя с полоски глаз. Я приближаюсь, и она принимает очертания дверцы не больше пяти футов высотой – скрытая в стене панель, сделанная так же, как скрытые шкафы на кухне и в спальне. Я и не знала, что она там есть.

– Ау? – кричу я. Ответа нет.

Я тянусь и распахиваю дверь. За ней – вместительный чулан с принадлежностями для уборки: швабрами, запасные валики для них, пылесос, полироль для пола, даже стремянка. Я едва не смеюсь. Можно было предположить, что в доме окажется нечто в этом роде. Должно быть, уборщица – пожилая японка, которая почти не говорит по-английски и во время своих еженедельных визитов ни в какую не хочет общаться, – забыла запереть.

Кажется, чулан устроен так, чтобы обеспечивать доступ и к другим домовым службам. На одной стенке – электропроводка. Компьютерные кабели змеями уходят в нутро Дома один по Фолгейт-стрит через люк в потолке.

Пробравшись мимо уборочного инвентаря, я просовываю голову в люк. При свете телефона вижу что-то вроде технического лаза через весь дом; весь его пол тоже покрыт кабелями. Он ведет в более просторное помещение, вроде чердака, над спальней. В дальнем его конце я с трудом различаю водопроводные трубы.

Мне кажется, что я, возможно, нашла выход из беспокоившего меня положения. Я никак не могла себя заставить отдать неношеную одежду Изабель, а заодно свои книги и другие вещи в «Оксфам» ^[4], но и разбирать все это и раскладывать по шкафам Дома один по Фолгейт-стрит я сочла неправильным. Чемодан так и стоит с самого переезда у лестницы, ждет, когда я решу, что с ним делать. Я приношу его и тащу по лазу на чердак. Пусть тут постоит, не на проходе.

Света от телефона недостаточно, поэтому я смотрю под ноги, лишь наступив на что-то мягкое, и вижу между стропилами спальный мешок. Он здесь давно лежит – весь покрыт пылью и грязью. Я поднимаю его, и из него вываливаются девчачьи пижамные штаны с узором из яблочек. Я засовываю в мешок руку, но там больше ничего нет, кроме скомканных носков в самом низу. А еще визитка, сильно помятая: «Кэрол Йонсон. Сертифицированный психотерапевт».