— «Цыганские бароны» — испанцы, — возмущался приятель моей сестры Дейв, когда я объяснила причины своего выбора.
— А уж Карлос, твой учитель сальсы… он же вообще ливанец! — мрачно обличила меня Стефани, подруга.
Правда, они не могли не понимать, что для меня все эти доводы значения не имеют. Поехать в Южную Америку означало не просто поехать в Южную Америку. Это был шанс доказать, что не зря в глубине души у меня теплится надежда: ну, существует же где-то в этом мире хоть что-то более интересное, чем изо дня в день таскаться на работу в переполненном вагоне метро.
У этой игры есть точное название: эскапизм. Перед тем как приехать в Рио-де-Жанейро, я десять лет работала в сфере турбизнеса в Сиднее и Лондоне, а до того прожила двенадцать лет в Канберре. Вполне достаточно для кого угодно, чтобы бегом припустить в Рио от такой жизни. Пожалуй, излишне объяснять, почему Канберра кажется неподходящим местом молодой женщине, мечтающей о карьере ковбоя или звезды кабаре, но вот мое решение оставить индустрию туризма удивляло практически всех. «Это же так престижно», — канючили они, а я видела перед собой полчища унылых шестнадцатилеток в серых пластмассовых наушниках, впаривающих путевки на Гавайи. Как назло, мне удалось добиться в турбизнесе успехов — главным образом благодаря тому, что в этой отрасли трудились все больше неопытные матери-одиночки, между тем как я однажды вечерком полистала справочник и нахваталась нужных терминов. Моя начальница любила сокрушаться (когда я в рваных джинсах с опозданием врывалась на заседания руководства), что я так ни разу и не появилась на службе в деловом костюме, который надевала на собеседование. Впрочем, если не считать дискуссий о дресс-коде, мы с шефиней отлично ладили. Мы обе оказались не дуры выпить, и вообще, по-моему, я ей была симпатична. Видимо, поэтому мне и потребовалось столько времени, чтобы наконец сбежать (жалованье мне платили исправно).
Я и раньше пыталась вырваться из общего потока — однажды зарегистрировала интернет-магазин в Сиднее, в другой раз переехала в Барселону, чтобы учить испанский, а совсем недавно пробовала обрести себя в Индии. Но все эти фальстарты закончились ничем. Гуру из Варанаси выразил это, предложив мне заглянуть на дно глиняного кувшина, который он держал в руке. Прошло несколько торжественных мгновений, а потом я подняла голову, глотнула и сказала:
— Но ведь он пуст.
Этот несчастный уродец только молча кивнул.
Ну и ладно, не нужно мне вашего просветления, мне деньги нужны.
Небо вняло мне через год после войны в Афганистане, мои молитвы были услышаны — нам удалось подсуетиться, пока основной конкурент закрылся, а бдительные клиенты спешно оформляли поездки, используя отложенные ранее отпуска. Наше агентство перевыполнило все планы уже в первом квартале, я получила премию в десять кусков, после чего драпанула, не дожидаясь следующей выплаты. Вообще-то у нас было принято дарить уходящим сотрудникам часы на память. Мне подарили губную гармошку и двести баксов.
Друзей мои размышления о Бразилии не особо волновали. Много кому доводилось провести пару-тройку месяцев в Южной Америке, безумствовать, лазать по горам и ловить кайф с шаманами, чтобы потом спокойно вернуться в Австралию, жениться, обзавестись спиногрызами и умереть. Так что собственно Рио-де-Жанейро воспринимался как краткий перерыв на пляж и самбу. Зато уж мне полагалось скакать верхом в компании гаучос на бразильском родео, брататься в Сальвадоре с афро-бразильцами, плыть на каноэ с амазонскими индейцами, взбираться к Мачу-Пикчу,
[16] купить кошмарный боливийский джемпер из ламы, охотиться с революционерами в Колумбии и, наконец, в Мексике пить чай с сапатистом субкоманданте Маркосом.
[17]
Проработав десять лет в турбизнесе, с его бесплатными перелетами и всевозможными скидками, я превратилась в тертого путешественника-охотника. Я добывала страны, как трофеи, чтобы через несколько дней отбросить без всякого сожаления, перебираясь на следующую территорию. Единственным хищником, которого я боялась, была скука. Оглядываясь назад, я понимаю, что недооценить такого тигра, как Рио-де-Жанейро, было ошибкой. Впрочем, что поделаешь, рано или поздно настает время, и охотник сам становится жертвой.
Наперекор настоятельным советам Карины и на радость Кьяре, я на следующее утро разыскала странный автобус до Барретоса: он выезжал из Рио в воскресенье вечером — специально, чтобы подоспеть к открытию родео, и утром в понедельник прибывал на автобусную станцию Барретоса. Я заказала билет. Алекс, коллега Карины из «Хостел Рио», снабдил меня палаткой на случай, если с гамаком не получится, и я сообщила Карине, что через три дня отбываю.
Я была организована. Уложилась и упаковалась. Еще два дня в Рио-де-Жанейро, и я отправляюсь на юг, в тропический город, навстречу приключениям — Большому приключению, которое, должна признать, всегда ждало меня впереди, в каких-то двух шагах, но никогда не обнаруживалось там, где я находилась в данный момент.
Покончив с делами, я провела остаток дня, разгуливая вверх и вниз по самым живописным из девяноста трех каменных лестниц, связывающих Санта-Терезу с лежащими ниже пригородами. Одна из лестниц, вся покрытая изразцами из разных стран мира, оказалась известным произведением искусства. Художник — он так и жил на этой лестнице — сумасшедший чилиец, приехавший в Рио двадцать лет назад и, за неимением других занятий, начавший украшать каменную лестницу изразцами. Кьяра рассказала, что он не покидал лестницу все двадцать лет и вел себя как ее владелец: каждый день мыл, поливал растения на ней, останавливал людей, чтобы не роняли на ступени сигаретный пепел. Он уложил тысячи изразцов, редких, с ручной росписью, на ста пятидесяти с чем-то рядов камня. Я поинтересовалась, есть ли тут у него плитка из Австралии. Художник с восторгом потащил меня куда-то к третьему пролету и показал изразец, разочаровавший меня: обычный ширпотреб для ванной с пастельно-голубенькими цветочками. Художник сообщил, что плитка из Брисбейна. Что ж, всё лучше, чем новозеландская, та вообще оказалась без рисунка.
Вернувшись вечером в гостиницу, я нашла записку от Кьяры. Она приглашала на свою капоэйру. Встретиться предлагалось в месте под названием «Та’ На’ Руа» в Лапе.
— Где эта «Та’ На’ Руа»? — спросила я у Карины.
— Зная Кьяру, догадываюсь, что местечко грязное и чудно́е, — забормотала она, забравшись под стойку. Как раз в этот момент вернулась с экскурсии по фавелам группа с зазывным названием «Не будь туристом, будь местным». Один из скандинавов с мрачной физиономией шел впереди.
— Ну как? — спросила я у него.
— Нормально. — Он пожал плечами.
— Нормально? — переспросила я.
— Да вообще-то я это себе не так представлял. Ожидал другого.