Париж в любви - читать онлайн книгу. Автор: Элоиза Джеймс cтр.№ 26

* * *

Когда вы выходите со станции «Елисейские Поля», то, прежде чем добраться до той части улицы, где располагаются магазины, попадаете на узкую дорожку, украшенную выставкой поп-культуры на огромных вращающихся плакатах. Раньше тут были увеличенные снимки лучших обложек «Вог». А теперь? Клинт Иствуд. Странно видеть этого антигероя вестернов на самой фешенебельной улице Парижа.

* * *

Мой отец оправляется после перелома бедра. Желая подарить ему что-нибудь красивое и полезное, мы с Алессандро пошли в «Канн Ансьенн де Колексьон» — магазин, где продаются трости. Там были китайские трости, на которых вырезаны птицы, и старинные французские, с жизнерадостными обнаженными нимфами на ручке. Мы выбрали очаровательную трость, сделанную для сельского ветеринара примерно в 1900 году. Верх откидывается, и обнаруживается спрятанный метр, которым измеряют рост лошади. Мой дедушка был фермером, а мой отец до сих пор тоскует по открытым просторам полей. Эта трость очень его порадует.

* * *

На станции метро «Инвалиды» в 8.30 утра пахнет тостами с маслом, и это напоминает мне, как моя мама намазывала масло на домашний хлеб. Сегодня Анна сказала с мечтательным видом: «Я обожаю этот запах свежих круассанов». И мне пришло в голову, что сейчас она запечатлела в памяти запах, который вспомнится ей через несколько десятилетий.

* * *

Когда я сегодня шла по улице, мне бросились в глаза оранжевые ягоды, свисавшие с двух маленьких кустиков в горшках. Они стояли по обе стороны от «двери» в походную палатку на тротуаре. Внутри был мужчина, кормивший на пороге воробьев. «Bonjour, madame!» — воскликнул он и так заразительно улыбнулся, что я помахала в ответ. И, только пройдя полквартала, я подумала, что он, наверно, голоден.

* * *

Флоран все еще безутешен. Алессандро рассказал, что его собеседник подумывает взять на работе отпуск и поехать в тот итальянский город, где живет бессердечная официантка. Я отчасти понимаю ее решение. Роман сильно осложняется, если двое говорят на разных языках — особенно в самом начале. Я не могла правильно произносить имя Алессандро по крайней мере две недели после того, как мы начали встречаться. Потом уже было неудобно спрашивать, как оно должно звучать. К счастью, из Англии приехал друг и научил меня произносить итальянское «р». В общем, каким-то образом мы справились.

* * *

За время пребывания в Париже нам встретилось несколько маршей протеста. Больше всего мне нравится хвост процессии: за последним пешим участником марша едут четыре-пять зеленых уборочных машин. В них сидят коллеги тех, кто идет в колонне впереди. Водители вовсю отрываются на улицах, свободных от автомобилей: они наслаждаются быстрой ездой, попутно занимаясь уборкой.

* * *

Сегодня Анна вернулась с непроницаемым, замкнутым лицом. Оказалось, что Беатрис собирается устроить у себя в саду грандиозную вечеринку по случаю своего дня рождения. Однако приглашены не все одноклассники, и Анна тоже не входит в число счастливчиков. «Сразу после этого у меня заболел живот», — сказала Анна. У меня тоже.

* * *

По обе стороны бульвара Инвалидов растут каштаны, с которых месяц назад облетели листья. Плоды свисают с изогнутых хрупких веток, образуя черные кружевные узоры на фоне утреннего неба.

* * *

Я теперь сменила золотистый цвет волос и стала блондинкой. Не то чтобы я этого хотела — это был не мой выбор (пожалуй, можно сказать, что Франция таким образом отомстила за мой ужасный французский). Хотя я люблю себе повторять, что я не какая-нибудь пустая особа, выясняется, что я лгала. Очевидно, волосы стоят в списке на втором месте после счастья моих детей и, возможно, расцениваются выше, нежели счастье моего мужа.

* * *

Когда мы въехали в эту квартиру, я сразу заметила окна, потому что они были завешаны портьерами из тафты переливчатого синего цвета — от потолка до пола. Я подумала, что это очень по-парижски. Но через несколько месяцев я поняла, что смотреть на мир через окна высотой в пять футов — совсем другое дело. Когда идет снег за большими окнами, кажется, что снежинки падают в самой комнате. Обычное окно как бы заключает снег в рамку, словно он идет в голливудской декорации, где-то далеко.

* * *

Алессандро вернулся домой с озорным блеском в глазах и с незнакомой мне сумкой. Внутри была самая шикарная шляпа из всех, что я видела — из бархата цвета мха, с шелковистым цветком сбоку. Поля можно загнуть кверху, как делали модницы «Века Джаза», или легкомысленно опустить на одно ухо. Теперь мои белокурые волосы (которые я до той минуты презирала) кажутся блестящим решением!

* * *

Я снова прошла мимо человека в походной палатке. Он соорудил перед входом маленький деревянный порог для двух своих кустов с ягодами. Маленькое блюдце ненавязчиво предлагало оказать помощь. Когда я наклонилась, чтобы положить монету, то увидела, что полог палатки приоткрыт. Хозяин сидел в позе лотоса, медитируя. Я шла домой, думая о том, каким счастливым он выглядел — у него есть оранжевые ягоды, пламенеющие на сером тротуаре, и его простой дом.

* * *

Вчера вечером мы с Анной готовили обед, в то время как Алессандро и Лука сражались с алгеброй: завтра будет двухчасовая контрольная. Когда паста была готова, мальчики еще не закончили: у них возникли математические сложности. Поэтому мы с Анной уселись и принялись читать вслух Инид Блайтон, ^[71] закусывая хрустящим багетом с вкусным маслом и солью. Мы ели и читали. Читали и ели. К тому времени, как наши мужчины разобрались с алгеброй, в доме не осталось хлеба, а у нас в животе — места для обеда.

* * *

Парижская жизнь компактная и тихая. Отправив детей в школу, я алчно думаю о том, сколько у меня есть часов до их прихода. Я пришла к выводу, что тишина и время — самое драгоценное из всего, что существует в мире.

* * *

Вчера мы бродили по залам аукциона в «Отеле Друо». Я влюбилась в кушетку «для обмороков» эпохи Регентства, обитую парчой кремового цвета с рисунком из клонящихся головок роз. Я сразу же представила себе вереницу своих героинь, грациозно опускающихся в обмороке на эту кушетку.

* * *

Парижане отступают в сторону, когда открываются двери вагона, и ждут, чтобы вышли пассажиры, а не проталкиваются вперед. Они выстраиваются в очередь в магазине. По-видимому, я — единственный пешеход в Париже, нарушающий правила. Но как только парижанин оказывается за рулем, все меняется. Стоит ему простоять в пробке больше тридцати секунд, и он превращается в берсеркера и сигналит до тех пор, пока соседние дома не начинают трястись.

* * *

Вчера я немного постояла на холоде, наблюдая за стариком, игравшим на шарманке. Его огромный рыжий кот спал сверху на инструменте, прикрытый маленькой овечьей шкурой. Туристы давали старику евро, желая сфотографироваться. Меня это удивляло. Я пыталась вообразить демонстрацию слайдов по возвращении домой. «А это Дорис, она стоит рядом со старым французом, играющим на шарманке».