Второе открытие Америки - читать онлайн книгу. Автор: Александр фон Гумбольдт cтр.№ 130

Индейцы ушли в леса на восток, так как равнины на западе почти совершенно бесплодны. Часть года местные жители питаются крупными муравьями, о которых я говорил выше. Муравьев здесь ценят так же, как в Южном полушарии пауков-крестовиков, являющихся лакомством для дикарей Новой Голландии.

В Мандаваке мы встретили того славного старого миссионера, который уже прожил «20 лет среди москитов в bosques del Cassiquiare ^[251]» и ноги которого были настолько испещрены следами от укусов насекомых, что белый цвет его кожи был едва различим. Он поведал нам о своем одиночестве и о часто выпадавшей на его долю печальной необходимости оставлять безнаказанными самые тяжелые преступления, совершавшиеся в миссиях Мандавака и Васива.

Всего несколько лет назад в Васиве алькад-индеец съел одну из своих жен; предварительно он отвел ее к себе в conuco ^[252] и хорошо кормил, чтобы она стала жирней. Людоедство среди индейцев Гвианы никогда не вызывалось ни недостатком пищи, ни религиозными суевериями, как это имеет место на островах Южного моря; обычно оно бывает проявлением либо мести победителя, либо (как говорят миссионеры) «неумеренного аппетита».

Победа над вражеской ордой празднуется пиршеством, во время которого пожирают некоторые части трупа пленника. В других случаях нападают ночью на беззащитную семью или убивают отравленной стрелой врага, случайно встреченного в лесу. Труп разрезают на части и приносят как трофей в хижину. Только цивилизация заставила человека почувствовать единство человеческого рода, открыла ему, так сказать, кровные связи, объединяющие его с существами, чей язык и нравы ему чужды.

Дикари знают лишь свою семью; племя представляется им лишь более многочисленным объединением родственников. Когда в миссию, где они живут, прибывают незнакомые им лесные индейцы, они употребляют выражение, часто изумлявшее меня своей непосредственной наивностью: «Это, конечно, мои родственники, я понимаю их, когда они со мной говорят».

Те же дикари ненавидят всех, кто не принадлежит к их семье или к их племени: они охотятся на индейцев соседнего племени, ведущего войну с их племенем, как мы охотимся за дичью. Им ведомы обязанности по отношению к семье и к родственникам, но они не признают обязанностей по отношению к человечеству, предполагающих сознание общей связи между существами, созданными так же, как мы.

Без малейшей жалости они убивают женщин и детей враждебного племени. Преимущественно детей едят во время пиршеств, устраиваемых по окончании битвы или далекого набега.

Ненависть дикарей почти ко всем людям, которые говорят на другом языке и являются, по их представлениям, варварами низшей расы, возрождается иногда в миссиях после того, как она долго не проявлялась. За несколько месяцев до нашего прибытия в Эсмеральду один индеец, родившийся в лесу ^[253], по ту сторону Дуиды, путешествовал еще с одним индейцем, который, побывав в плену у испанцев на берегах Вентуари, мирно жил в деревне или, как здесь говорят, «под звон колокола», debaxo de la campana.

Последний шел медленно, так как болел лихорадкой, одолевающей индейцев, когда они поселяются в миссиях и резко меняют образ жизни. Досадуя на задержку, спутник убил его и спрятал труп в густых древесных зарослях около Эсмеральды. Это преступление, как и множество других, совершенных индейцами, осталось бы неизвестным, если бы убийца не стал на следующий день готовиться к пиршеству.

Ему вздумалось предложить своим детям, родившимся в миссии и ставшим христианами, пойти вместе с ним за некоторыми частями трупа. Детям с трудом удалось отговорить его, и из-за ссоры, вызванной этим событием в семье, солдат, стоявший на постое в Эсмеральде, узнал о том, что индейцы хотели от него скрыть.

Как известно, людоедство и часто связанный с ним обычай человеческих жертвоприношений распространены во всех частях земного шара и у народов самых различных рас ^[254]; но при изучении истории особенно поражает то, что человеческие жертвоприношения сохраняются на довольно высокой ступени цивилизации и что племена, считающие за честь пожирать пленников, не всегда относятся к числу самых диких и самых свирепых.

В этом обстоятельстве есть нечто печальное и тягостное; оно не ускользнуло от внимания миссионеров, достаточно просвещенных, чтобы задумываться над нравами окрестных племен. Кабре, гуйпунави и карибы всегда были могущественнее и культурнейе других оринокских племен; однако первые два склонны к людоедству, между тем как карибам оно всегда было чуждо.

Следует тщательно различать отдельные ветви, на которые делится большая семья карибских племен. Эти ветви столь же многочисленны, как ветви монголов и западных татар, или туркоманов. Материковые карибы, те, что живут на равнинах между Нижним Ориноко, Риу-Бранку, Эссекибо и истоками Ояпока, испытывают ужас перед обычаем пожирать врагов.

В эпоху открытия Америки это варварское обыкновение ^[255] существовало только у карибов Антильских островов. Из-за них стали синонимами слова: «каннибалы», «карибы» и «людоеды»; из-за их бесчеловечного поведения возник изданный в 1504 году закон, по которому испанцам разрешалось обращать в рабство всякого человека американского племени, чье карибское происхождение он может доказать.