По ступеням «Божьего трона» - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Грум-Гржимайло cтр.№ 99

31 января неожиданно погода испортилась. Подул холодный северный ветер, небо заволокло тучами, а затем повалил снег, который и накрыл пушистым ковром все окрестности. Это было тем менее кстати, что уже на следующий день нам приходилось расставаться с гостеприимным Ортамом, в котором, к сожалению, для нас не отыскалось ни сена, ни фуража.

Итак, несмотря на непогоду, мы выступили из княжеской усадьбы 1 февраля.

Пройдя по льду речку Гаиб-су, мы направились прямо на восток, вдоль гранитной гряды и по местности, усыпанной крупными голышами, среди которых торчали кусты эфедры и караганы. Это была тягостная дорога, тем более что тропинка уже давно исчезла под снегом, и мы шли целиной, то и дело проваливаясь в ямы или спотыкаясь о занесенные снегом каменья. Таким образом мы добрались до ручья Кырчумак, который бежал здесь двумя рукавами, обросшими лозняком, карагачем и шиповником.

Кырчумак значит «вырывающийся из-под снега». В период таяния снегов речка эта обращается в бурный поток, в самый же разгар лета обыкновенно пересыхает; поэтому в ее низовьях поселений не имеется, а заведены только пашни.

За Кырчумаком дорога изменилась к лучшему. Валуны исчезли, а крупный булыжник сменился мелкой галькой. Одновременно местность стала заметно возвышаться, и уже на 18-м километре от Ортама мы пересекли горную грядку, имевшую южное простирание.

Грядка эта представляет любопытный образчик того, в какой мере атмосферные влияния могут действовать разрушительно на горные массы. Она распалась на цепи или группы холмов почти одинаковой высоты, и только одинаковость их состава и согласное простирание позволяют еще видеть в них разорванные звенья одного целого. Поверхность этих холмов покрыта толстым слоем дресвы и щебня, из-под которых только кое-где выступает еще коренная порода – темно-зеленый филлит и сильно разрушенный красный или желтый крупнозернистый гранит.

За этой грядой снега было больше. К тому же это был давно слежавшийся снег, по которому во всех направлениях шли глубокие тропы; некоторые из них успели уже подернуться льдом, другие были, очевидно, проложены очень недавно. Следуя одной из последних, мы вскоре выбрались на целину, где снег оказался более рыхлым и к тому же настолько глубоким, что лошади уходили в него чуть не по брюхо. Между тем местность заметно понижалась, и вскоре мы очутились на берегу речки Аглик, которую перешли вброд. Отсюда дорога, вследствие вязкого снега, стала еще труднее, так что мы, немало измучившись, уже только в сумерки доплелись кое-как до селения Хотун-там, пройдя в общем свыше 40 км.

В древности Хотунтамская речка была известна у китайцев под именем Нян-цы-цюань. К этому известию китайская география добавляет, что у туземцев та же речка носит название Хатун-булак, что в обоих случаях означает «ключ женщины», иначе – «ключ ханши», так как некогда, в ханские времена, здесь проживала-де ханша уйгуров. Таким образом, Хотун-там оказывается поселением очень древним и притом в прежние времена, может быть, даже более значительным, чем теперь, так как, по свидетельству той же географии, здесь еще при Минах виднелись развалины древнего города.

Хотун-там стоит на ключах; даже никогда не замерзающая (в большие морозы образуются только забереги) речка Аглик питается преимущественно ключами, бьющими высоко в горах. Но имеются ли среди этих ключей и горячие, о чем сообщает помянутый выше китайский источник, мне неизвестно: от местных жителей мы о них ничего не слыхали.

Современный Хотун-там – очень разбросанное селение. Только в одном месте дома скучиваются и образуют площадь и улицу; а затем отдельные хутора виднеются всюду, даже вдоль речки Аглик. В настоящее время население Хотун-тама, в общем не превышающее 350 душ обоего пола, подчиняется хамийскому вану, хотя когда-то управлялось своим наследственным беком. Последний теперь дряхлый старик, живущий тут каким-то анахоретом [отшельником], без почета и власти. Он тоже явился к нам: «повидать на склоне дней своих, – как он сам выразился, – русских, о которых слышал, но видеть которых не довелось». Он прошамкал затем еще что-то, но даже явившиеся к нам одновременно с ним дорга, аксакал и другие туземцы его не поняли или, может быть, сделали только вид, что его не поняли? Тогда вступил в свои права наш полиглот Николай.

– Да по-каковски же он говорит?

– Это язык наших дедов. В нем больше слов китайских и монгольских, чем тюркских; но есть и такие, которые никому непонятны…

Эти непонятные слова я хотел записать, но дорга отказался выполнить это желание.

– Перед вами старик, когда-то управлявший всем этим краем. Теперь он лишен власти, но все же помнит ее и потому ко всему относится с большим недоверием, чуя обиду даже там, где ее нет. К вам он относится уже с предубеждением: не вы, как бы следовало, посетили его, а он вас…

– Да мы даже и не подозревали о его существовании…

– Так-то так… Да ему от этого ведь не легче.

Хотунтамский уроженец отличается и речью и складом лица от остальных жителей Восточного Туркестана. В его жилах несомненно в значительной примеси течет монгольская кровь, что, впрочем, и следовало предвидеть, так как все дошедшие до нас исторические документы согласно показывают о той видной роли, какую в Хами, в доманьчжурские времена, играли монголы. Мы хотели снять с некоторых из них фотографии. Но дорга и этому воспротивился.

– Нет уж, пожалуйста! Народ наш темный, дикий… Будет говорить, что вы на них беду накликаете…

Едва мы прибыли в Хотун-там, как нас постигло большое разочарование. Должен оговориться: еще в Хами решено было идти в Су-чжоу верблюжьей дорогой через Мын-шуй. Теперь же китаец, наш проводник, вдруг заявил нам, что дальше на восток идти невозможно.

– Как? Почему?

– В горах большой снег выпал.

– Какие горы и откуда взялся там снег, когда мы до Су-чжоу должны идти песчаной пустыней?

– О, какие горы? Большие горы!.. Все скажут…

И когда «все» поддержали китайца, то было от чего призадуматься. Уж не восточным ли продолжением Тянь-Шаня, о котором так много писали китайцы, придется идти? Или не составляют ли эти горы самостоятельного нагорья, подобного нагорью Чоль-таг? Во всяком случае, какой высокий географический интерес должна представлять эта местность!

– Как же быть?

– Переждать в Хотун-таме. Авось потеплеет, и тогда…

Но, увы, случилось совсем наоборот: мороз крепчал с каждым днем, снег шел беспрестанно… В Хотун-таме мы простояли девять суток, и единственным занятием нашим в это время была охота на птиц.

Мы били их преимущественно в ущелье речки Аглик, куда добирались чаще всего прямым путем, следуя поперек невысоких, но скалистых предгорий хребта, сложенных из хлоритового диабаза. На четвертом километре мы достигали до гранитных масс Карлык-тага и, повернув здесь на запад, вступали в ущелье помянутой речки, которое, даже в зимней обстановке, при массах скопившегося в нем снега, отличалось поразительной красотой. Мы проследили его километров на пять вверх, до того места, где мелкозернистые серые эпидотовые и хлоритовые граниты сменяются крупнозернистыми красными, и где уже выступают ключи, образующие речку Аглик.