Записки капитана флота - читать онлайн книгу. Автор: Василий Головнин cтр.№ 59

Поднявшись на первую гору, достигли мы ровной вершины ее, покрытой высокой прошлогодней травой и мелким растением дерева бамбу [бамбук]. Отдохнув несколько времени, пошли мы по вершине, направляя путь свой по звездам к северу. Ночь была тихая и светлая, мы хорошо видели вдали превысокие хребты, снегом покрытые, которые надлежало переходить. Тот хребет, по вершине коего мы шли, и следующий за ним были разделены преужасной лощиной, столь глубокой, что мы никак не могли решиться ночью спускаться в оную, опасаясь, чтобы не зайти в такую пропасть, из которой и назад выбраться будет трудно. А потому вместо того чтобы идти к северу, пошли мы вдоль лощины на запад в надежде встретить горы, соединяющие сии два хребта. Да и в самом деле недолго мы находились в беспокойстве и скоро нашли как будто нарочно искусством сделанную плотину, которая лежала прямо поперек всей лощины и соединяла оба хребта. Она очень походила на дело рук человеческих, и только одна огромность ее показывала, что она есть творение природы.

Спускаясь на сей переход, увидели мы два шалаша, от коих происходил изредка свист точно такой, каким у нас манят перепелов. Мы, присев в траву, долго слушали, желая удостовериться, птица ли это или охотники, сидевшие в шалашах. Наконец решились идти к ним, полагая, что их не может быть такое число, с которым не могли бы мы управиться. Но, подойдя поближе, увидели, что ночью два костра жердей нам показались шалашами. Взяв из них по одной жерди вместо копий, пошли мы далее, а перейдя на другой хребет, попали на большую дорогу, ведущую к северу, по которой возят дрова и уголья на вьючных лошадях в город. Между тем мы приметили, что нынешней весной никто еще по ней не ездил, хотя везде кругом нас видны были огни, происходившие от жжения уголья в ямах.

Продолжая идти по найденной нами дороге, начали мы встречать мелкий густой лес и большую траву, и потому, когда время было уже за полночь, мы вздумали отдохнуть, забравшись в чащу, ибо, сидя в пещере на острых каменьях, мы ни на минуту даже задремать не могли. Проспав часа два, а может быть и более, пошли мы далее по дороге, которая с вершины хребта повела нас разными кривыми излучинами в преглубокую лощину. Спустившись туда на самый низ, пришли мы к небольшой речке, которая была местами покрыта льдом и глубоким снегом, но он был столь тверд, что мог нас поднимать. Тут мы потеряли свою дорогу и потому перешли по снегу чрез всю лощину поперек оной к подъему на следующий хребет, в то место, где, по нашим догадкам, ожидали мы найти продолжение потерянной нами дороги. Однако большой дороги сыскать не могли, а карабкаясь на гору, напали на небольшую тропинку.

Поднимаясь по оной, взошли мы на вершину хребта, который был выше всех тех, кои мы прошли. И как мы лезли весьма тихо, останавливаясь притом очень часто для отдохновения, то вершины сего хребта достигли перед самым почти рассветом, и, найдя тут удобное место для дневанья, мы расположились остаться на весь день. Для сего мы умяли в густой чаще горного тростнику (или мелкое растение бамбу) на такое пространство, на котором бы нам всем можно было лечь вплоть один к другому, дабы хотя сим средством немного согреться, ибо утро было очень холодное, а мы одеты были не слишком тепло. Но и двух часов, я думаю, мы не в состоянии были пролежать, а спать почти и вовсе не могли, столь много беспокоила нас стужа.

Лишь только настал день, мы встали и осмотрели все предметы, окружавшие нас. Мы находились на превысокой горе и со всех сторон были окружены хребтами высоких гор. Те из них, которые находились от нас к полуденной стороне, были ниже того хребта, на котором мы расположились, а находившиеся к северу несравненно его превышали. Впрочем, кроме неба, гор, леса и снега, мы ничего не видали, но сии предметы имели весьма величественный вид.

Приметив, что все вершины хребтов были покрыты небольшою мрачностью, мы заключили, что если у нас будет огонь, то с окружных гор нельзя рассмотреть дыма, почему согласились развести оный между тростником, чтобы погреться около его и согреть чайник, но не для того, чтобы чай пить (у нас его не было), а чтобы можно было засохшее и покрытое плеснем и гнилью наше пшено удобнее прогнать в горло. Уходя от японцев, мы не позабыли взять с собой медный чайник, который, к счастью нашему, в ту ночь работники оставили на очаге в каморке, где спали матросы. Мы хотели было сварить какой-нибудь дикой зелени, но в горах ничего не могли сыскать годного в пищу, ибо здесь, можно сказать, почти зима еще царствовала – так высоко мы забрались!

Наломав сухих сучьев, развели мы огонь и согрели снежную воду. Потом сделали из горного тростнику трубочки, пили посредством их воду, как насосом, и немного поели. Между тем с востока из-за дальних хребтов начали подниматься страшные тучи, и ветр в горах стал завывать. По мере возвышения туч расстилались они по хребтам, и ветр усиливался, грозный вид облаков показывал приближение ненастья. Мы думали, что в такую пору, верно, в горах нет опасности встретить кого-нибудь сильнее нас, а посланные в погоню издали нас приметить не могут, поэтому решились, не дожидаясь ночи, пуститься в путь. К тому понуждал нас и холод, который теперь стал, несмотря на огонь, много нас беспокоить.

Пошли мы прямо на север по тропинке, бывшей на вершине горы, но она, поворачивая понемногу в сторону, тотчас повела нас назад, почему, своротив с нее, пошли мы сквозь горный тростник своим направлением и скоро пришли к спуску с хребта в лощину. Он был крут и местами покрыт снегом. Боль у меня в ноге не уменьшалась, и я с жестоким мученьем шел или тащился, держась за кушак Макарова. Но когда стали мы спускаться, то нестерпимая боль заставляла меня катиться по снегу, сидя на одном лишь платье без всякой подстилки и управляя палкой с привязанным к ней долотом, которая служила мне также для уменьшения скорости, когда я катился по крутым спускам.

Ожидание ненастья не сбылось, облака рассеялись, сделалась весьма ясная погода, и все горы показались очень хорошо, но мы уже решились на один конец и не хотели останавливаться. Спускаясь к самой лощине, увидели мы в оной на берегу небольшой реки две или три землянки, но в них никого не было. Переправясь через речку вброд, стали мы опять подниматься на превысокий хребет по весьма крутой горе, которая, однако, была покрыта большим лесом, почему мы имели ту выгоду, что могли, хватаясь за деревья, легче подниматься. А притом, прислонясь к оным, можно было чаще отдыхать, да и видеть нас с соседственных гор в лесу нельзя было.

Поднявшись уже довольно высоко, встретили мы крутой утес, на который надлежало нам карабкаться с превеликим трудом и опасностью. Достигнув самого верха утеса, мне нельзя уже было держаться за кушак Макарова, иначе он не мог бы с такою тяжестью влезть на вершину. И потому я, поставив пальцы здоровой ноги на небольшой камень, высунувшийся из утеса, а правую руку перекинув через молодое дерево, подле самой вершины оного бывшее, которое так наклонилось книзу, что почти было в горизонтальном положении, стал дожидаться, пока Макаров взлезет наверх и будет в состоянии мне пособить подняться. Но, тащив меня за собою, сей человек, хотя, впрочем, весьма сильный, так устал, что лишь поднялся наверх, как в ту же минуту упал оземь и протянулся как мертвый. В это самое время камень, на коем я стоял, отвалился от утеса и полетел вниз, а я повис на одной руке, не быв в состоянии ни на что опереться ногами, ибо в этом месте утес был весьма гладок. Недалеко от меня были все наши матросы, но от чрезмерной усталости они не могли мне подать никакой помощи. Макаров лежал почти без чувств, а господин Хлебников поднимался в другом месте.