De Profundis - читать онлайн книгу. Автор: Эмманюэль Пиротт cтр.№ 46

Тело его лежит, вероятно, в семейном склепе, и уже завершилось его медленное разложение, начатое болезнью. Он не видел, как его опускали в землю; он ничего не знает о своих похоронах, оно и к лучшему. Были на них, наверно, только добрый аббат Кюиссо со своим кислым запашком дрянного вина, его дружок сын кузнеца и, он надеется, старый шелудивый пес. Он предпочел бы быть положенным в землю без гроба, смешаться с живой и плодородной почвой. Как это будет с Джеки. Роксанна сталкивает труп в яму и начинает засыпать его землей.

Он спрашивает себя, исчезла ли душа Джеки одновременно с его телом. Или она еще бродит в атмосфере, парит в полузабытьи над всем сущим? Волна сочувствия к фермеру захлестнула его; через него он думал обо всех умерших, обо всех душах, блуждающих в мире с его сотворения, о жизнях, всех жизнях, пролетевших стаей скворцов, обо всех забытых, неспособных, как он сам, оставить землю живым. И обо всех, бесповоротно канувших в нети.

Девочка на чердаке и надела платье цвета неба. Оно из серой переливчатой ткани, на которую нашиты облака из белого и лилового тюля; свет непрестанно играет на нем, когда Стелла перемещается в полутени под крышей. Это платье цвета Севера, цвета Фландрии, Остенде или Дюнкерка, когда бескрайние серые массы неба и моря, сливаясь, набухают темными тучами, вдруг озаряемыми нимбом вечернего света. Он внезапно вспомнил все это, словно сокровище отыскал в глубинах памяти. Но он не может связать этот морской пейзаж ни с чем другим. Осталось только это, цвет и движущиеся формы, мерцающие, как витраж.

Стелла почувствовала его присутствие. Она знает, что он должен их покинуть, «насовсем», говорит она. Она спрашивает, не страшно ли ему. Он и хотел бы ей ответить, что нет, что она не должна за него беспокоиться. Но это было бы ложью. Ему страшно как никогда, гораздо больше, чем в постели у крестьян, приютивших его в последние часы. Она не может этого знать. Но серьезный взгляд, брошенный туда, где, как она думает, находится он, не оставляет никаких сомнений.

Она включает музыку и готовится преподнести ему прощальный подарок. Она сняла платье, и в одном белье ее хрупкая фигурка съеживается в темном углу. Слышится стук, похожий на биение сердца. И вдруг – женский голос, сильный и надтреснутый, словно вышедший из чрева земли; он скандирует слова на чужом языке, в двухчастном и варварском ритме. Тело Стеллы взвилось одновременно с голосом, оно извивается в странных и органичных фигурах, и грубая экспрессивность берет верх над изяществом, неотложностью и утонченностью; ее черты выражают бесконечное множество эмоций, непомерно, пароксизмально, божественно. Она одержима этим навязчивым ритмом, который, должно быть, похож на первую музыку человечества и говорит обо всем таинстве мира, о жизни и смерти, о свете и тьме.

Когда голос смолкает, Стелла долго стоит неподвижно и молча, переводя дыхание. В этом импровизированном танце он черпает что-то, успокаивающее его страх перед неведомым.

Он выскальзывает в коридор, на лестницу, в кухню, останавливается ненадолго перед Роксанной, сидящей за столом. Она чистила салат, но задумалась. Сидит, устремив глаза в пространство, подперев подбородок длинной выразительной рукой, и ей грезятся заснеженные пейзажи, бескрайние и неподвижные белые равнины, залитые бледным, холодным солнцем, ощетинившиеся деревьями без листвы; Роксанна, изнывающая от жары, мечтает о северном ветре, о рисунке инея на запотевших стеклах, о пыхтении плиты. После дневных усилий ее тело издает только ей присущий запах грибов и леса. Она приподнимает свою густую встрепанную шевелюру, чтобы проветрить затылок. В нем всплывают воспоминания о ночи, он снова видит их таинственное объятие в воде, но вскоре колыхания тела Роксанны навевают ему образы других любимых тел в его объятиях, и они кружат в водовороте мимолетных, но таких острых впечатлений. Все перемешивается и путается в его уходящей душе, уже захваченной отрешенностью.

Когда он добирается до берега пруда, умирающее солнце алеет над кронами деревьев. На ум приходят страницы, прочитанные в немецкой библиотеке: «Есть одно небо, одно пространство, в котором движутся по своим кругам и путям как та звезда, на которой мы обитаем, так и все другие звезды. Они и суть бесконечное множество миров, то есть неисчислимое количество звезд; это и есть бесконечное пространство, то есть небо, содержащее их и распростертое над ними». Он помнит, что даже ужаснулся дерзости этой мысли, утверждавшей реальность бесконечного множества миров, существующих извечно. За это безумное видение автор заплатил жизнью в пламени костра, в Риме, в 1600-м, году его собственного рождения. Этот итальянский мыслитель ^[31], чье имя он позабыл, написал еще такие слова, которых он в ту пору не понял: «Мы узнаем, что нет смерти для нас, как и для всего созданного, и что в бесконечных пространствах ничто не пропадает, все преобразуется… Мы сами, со всем, что нам принадлежит, приходим и уходим, мы проходим и возвращаемся. Нет ничего, что не стало бы нам чужим, ничего чужого, что не стало бы нашим». Солнце мерцает за лесом. В последний раз он видит закат светила, вслед за которым уйдет и сам.

* * *

Из окна кухни Роксанна видит силуэт, сидящий на берегу пруда. Чуть расплывчатая форма дрожит в раскаленном воздухе, словно мираж. Теплый ветер колышет темные волосы. Спина широкая, крепкая, выразительная. Роксанна знает, что не должна ничего делать, нельзя и пытаться, но она не может обуздать свое желание. Она выходит из дома и медленно, осторожно крадется по теплой траве; как в детстве, когда она играла в «Короля тишины». Нельзя издать ни звука, даже не дышать, иначе вас обнаружат, и вы исчезнете. Она уже не уверена в реальности происходящего и задается вопросом, кто из них рискует раствориться в атмосфере, встретив взгляд другого.

Он чувствует, как она медленно идет к нему; ему кажется, что он видит ее так же ясно, как деревья, небо и темную воду, дрожащую в жарком воздухе. Она не должна больше приближаться, не то чары рухнут. Но это сильнее ее, и ее босые ноги проходят еще несколько метров.

Он не шелохнулся, а она приблизилась и различает все четче очертания его профиля, цвет и густоту волос, форму ладони. Она обходит его; он шевельнулся, чтобы обернуться к ней, образ расплывается… Никого нет. В том месте, где он сидел, трава слегка примята. Земля у самой воды сохранила смутный отпечаток руки. А может быть, это что-то другое…

* * *

Когда лошадь выбежала из конюшни во двор, Роксанна ждала на пороге. Она услышала ржание из кухни и сразу поняла, что он готовится уйти.

Она слабела. Ноги едва держали ее, и она вся дрожала в душном воздухе. В последнем порыве рот ее раскрылся безмолвным криком. Но подошла Стелла, взяла ее за руку и крепко сжала. Живописный фыркнул, развернулся и умчался быстрой рысью.

Он скакал, куда глаза глядят, по воле лошади. Они пересекли поляну на холме, углубились в лес. Он пустил лошадь галопом, и пейзаж убегал назад, далекий и размытый. Свет стал редким, тишина густой, воздух ледяным. Ему увиделась победоносная улыбка в сиянии заката, женские руки, месившие тесто. Вскоре он перестал видеть солнечные лучи сквозь листву, бока лошади как будто ускользали из-под ног, и тепло животного больше до него не доходило… Он мельком увидел блеск окровавленного клинка, отсветы изумруда на металлической руке, тотчас поглощенные непроницаемо-слепым пространством, окружившим его; он, казалось, парил, как будто лошадь исчезла. Больше никаких ощущений… Нет, еще стихи, строчки, где речь идет о ночи детства, о неведомых сокровищах… Строчки, которые прогоняет душок тушеной капусты, запахи волос; тьма еще сгущается… звон оружия… почти ничего… Только еще несколько слов, произнесенных низким голосом, который был когда-то ему знаком, биение сердца – и все.