И все же она его нашла. Ключ лежал в маленьком ящичке шкатулки с украшениями. Когда Роксанна дотронулась до него, металл показался ей теплым. Запах бело-розового помпона вдруг погрузил ее в прошлое: она увидела себя сидящей за столом в кухне у бабули, ее бабушки, в тепле очага и запахах выпечки…
Роксанна провела рукой по лицу, закрыла ящичек и повернулась, высоко подняв ключ. Стелла оторвала глаза от книги, и широкая улыбка озарила ее черты на одну короткую секунду. Роксанна поняла, что они уедут завтра.
Она позвонила Мехди. Он пришел весь в поту: пересек город пешком и попал в перестрелку. Просидев час в разрушенном доме, бежал сломя голову весь остаток пути. Роксанна заговорила без обиняков: она хотела, чтобы он поехал с ними в Сен-Фонтен, но он наотрез отказался. А о его матери она подумала? Разве она не знает, что он никогда ее не оставит? Можно взять с собой и Мариам, заверила Роксанна. Но Мариам не может ехать, в ней же сто двадцать кило, у нее варикоз, и сердце бьется со скоростью звука! И потом, во-первых, Сен-Фонтен – что это за дыра? Что за святой фонтан? Такого наверняка даже в календаре нет! Это покровитель дураков, которые думают, что где-то трава зеленее? Нет, нет и нет, без меня, дамы! Но я немножко провожу вас, до вокзала. Чтобы вы не попали на опасные улицы, чтобы вас не изнасиловали, не перерезали глотки. Мехди был вне себя, говорил заикаясь. Однако же он согласился остаться переночевать.
Роксанна так и не смогла уснуть. К счастью, Мехди тоже не спал. И в темноте, точно два подростка, ускользнувшие из-под надзора взрослых, они принялись шептаться, куря сигареты. Мехди отлично понимал, что Роксанна хочет увезти Стеллу в безопасное место. Вот только он не верил, что в сельской местности действительно безопасно. И Роксанна там никого не знала. На что они будут жить? Придется что-то им продавать, этим крестьянам. Но что? Потому что с вилами или заступом Мехди плохо ее себе представлял… А доить корову, а, Рокси, ты умеешь доить корову? И потом, электричества там нет уже лет сто. Не то что здесь! И деревенские – они не такие, как мы, поди их пойми… Речь Мехди произвела определенное впечатление на Роксанну. Обо всем этом думать она избегала. Но было ясно, что она и сама плохо представляла, как приспособится к сельской жизни. Устав от всего этого, она велела Мехди заткнуться и задремала на несколько часов до рассвета.
Занялся день, и одновременно на город навалилась тяжелая жара. Лето было сырым и душным, как всегда, под нависающим пасмурным небом, но ежегодный период аномальной жары до сих пор еще не наступил. Это часто случалось в начале августа и длилось примерно до конца октября. Было двадцать пятое, и люди наивно полагали, что избежали этого привычного бедствия. Но оно лишь медлило, чтобы напасть еще свирепее, и этот первый день, когда температура поднялась выше сорока градусов, предвещал убийственную осень. Каждый год середина лета напоминала всем о начале пандемии два года назад: именно в этом месяце вирус Эболы проник в границы Европы из Северной Америки и Австралии с молниеносной быстротой. Болезнь как будто притянула за собой целую череду других катастроф: климат испортился окончательно; бури, проливные дожди, цунами, аномальная жара свирепствовали вовсю, и не только в Южном полушарии; казалось, получив сигнал от Эболы, природа дала волю своей слепой мести. Вереница бедствий триумфально отплясывала свою фарандолу вокруг Земли, жизнь на которой еще продолжалась поистине чудом. Многие виды, конечно же, вымерли окончательно, но человек, неистребимая язва планеты, упорно не хотел перестать существовать.
Роксанна взяла с собой только большую дорожную сумку. Еды на дорогу, кое-какую одежду для себя и Стеллы, пять любимых книг и лекарства. Антибиотики, на сей раз настоящие, сильные обезболивающие на основе морфия, дезинфицирующие средства. Она поколебалась, но не смогла устоять перед искушением взять ксинон, на случай если от ночной тишины или окаянного пения птиц на рассвете одолеет тоска.
Мехди доставил их живыми и невредимыми на Южный вокзал. И Роксанна напомнила ему рэп, которым он потчевал ее в тот такой уже далекий день, когда они промышляли своими обычными делишками; и сердце ее сжалось при мысли о той обычной жизни, чей вдруг открывшийся ей вкус отдался внутри, оставив словно рану. Зал ожидания был полон возбужденных людей, которые размахивали руками и кричали, плакали, расставаясь; были тут перепуганные дети, старики, которых увозили молодые в неизвестные места, к неведомому будущему, и их выцветшие глаза, казалось, просили дать им умереть дома. Единственный за день поезд, следовавший в Люксембург, отправлялся через два часа. То есть может быть. Отец семейства из пяти человек объяснил Роксанне, что вчера этот поезд был объявлен, но так и не приехал и, стало быть, никого никуда не увез. Они ночевали на вокзале, как и десятки других горемык. Роксанна взяла билеты, и они решили подождать снаружи, сидя на земле. Мехди купил три кебаба, и они молча съели их. Рядом с ними молодая парочка целовалась, беззаботно смеясь; эта сцена, умилявшая людей вокруг, вызвала у Роксанны что-то вроде презрения: ей было смутно неприятно соседство двух жалких недорослей, двух чудиков, глуповатых и беспомощных, чье непристойное и отвязное поведение смахивало на отношение рода человеческого к последствиям своих ошибок.
Перрон был до такой степени переполнен, что люди падали на пути вместе с багажом; приходилось помогать им подняться, отчего падали другие. Роксанна, Стелла и Мехди старались держаться как можно дальше от края платформы. Они были прижаты друг к другу, стиснутые между других ожидающих тел, и тревога распространялась от тела к телу подобно ударной волне. Поезд въехал на вокзал. Мехди не хватало места, чтобы приплясывать с ноги на ногу, и только лицо могло выразить его смятение и горе, зато с такой силой, что Роксанна залилась нервным смехом. Когда она развернулась, пытаясь пробраться к краю платформы, Мехди схватил ее за руку и что-то сунул ей в ладонь. Предмет был завернут в тряпку, но Роксанна сразу его узнала: старая «беретта томкат», с которой Мехди никогда не расставался. Она оттолкнула пистолет, но Мехди бросил на нее непреклонный взгляд. Тогда она спрятала оружие в сумку и взяла за руку Стеллу, подталкивая ее перед собой.
Теперь надо было пробираться к дверям, снова тереться о себе подобных, чтобы сесть в вагон, который увезет их… куда-нибудь, далеко отсюда, где, может быть, они смогут продолжать цепляться за жизнь, как клещ за собаку. Мехди обнял Роксанну судорожным, нервным движением; он долго прижимал ее к себе. Мехди, нам уже пора. Будем держать связь, созвонимся, спишемся, если все это еще возможно. Запомни хорошенько имя дурацкого святого: Фонтен, Сен-Фонтен. Ну? Не забудешь? И приезжай, если что… Если – что? Разве они не по маковку в дерьме, в самом сердце бури, как принято глупо выражаться? Что еще может случиться? Что может быть хуже того, что происходит с ними сейчас? Дождь из саранчи?
У типа, притиснутого к спине Роксанны, воняет изо рта козлом, несмотря на маску. И он шумно дышит ей в затылок. Они карабкаются на три ступеньки и попадают в тамбур. Они сели, а другие останутся на перроне, места не хватит, это очевидно, все не поместятся. Но люди еще лезут, цепляются, толкаются, теснятся.
Уже невозможно шевельнуться, едва удается дышать. Стелле с ее маленьким росточком еще хуже. Роксанна яростно отталкивает мужчину, стиснувшего ее своим огромным животом. Пивной живот, нет сомнений, это подтверждает красная физиономия типчика. Пьянчуга снова давит своим мерзким брюхом на ребенка, растянув губы в похотливой ухмылке. Роксанна снова отталкивает его. Он не остается в долгу, с силой двинув ее в плечо. Она закрывает глаза, глубоко вдыхает. Видит, как изо всех сил бьет в раздутый бурдюк, служащий пьянице животом. Ее кулак глубоко уходит в дряблую плоть, и из живота брызжет желтая вонючая жидкость. Роксанна возвращается к действительности; она больше не видит мужчины, но все лица обращены к ней. И вместе поворачиваются к толстяку, лежащему в углу, нос в крови, рубашка пропитана свежей блевотиной… Тут Роксанна понимает, что ее рука последовала за мыслью, что она действительно ударила этого человека. Давненько она никого не била. Она и забыла, как болит после этого рука, как ноет предплечье, словно пронзаемое короткими электрическими разрядами. Соседи поглядывают на нее неодобрительно. Она слышит, как говорит какая-то дама: «Чтобы женщина так дралась, ну, знаете…» Стелла и бровью не повела. И на сей раз это очень кстати.