— Да… Ты права. Что ж, тогда, думаю, лучше нам переместиться в библиотеку.
— Почему?
— Там архивные фотоальбомы. Если тебе еще нужна ее фотография, то…
— Конечно!
Он улыбнулся и открыл перед ней дверь кабинета. Они проследовали к лестнице.
— Ты еще не встречалась с миссис Крианян? — спросил он по пути.
— Нет.
— О, ты многое потеряла! Татевик Крианян — наша долгожительница. Она — единственная, кто помнит старое здание.
— Но ведь новое построили около восьмидесяти лет назад?
— Да.
— Значит, она здесь родилась?
— Нет, работала в библиотеке. А ее муж был преподавателем мифологии народов мира.
— Он умер?
— Давно уже. Сейчас на четвертом курсе учится ее праправнучка, — профессор лукаво прищурился.
— Но как… Сколько же ей лет? Да нет, не может быть. Вы шутите…
— Попробуй отгадать.
Она толкнула высокие двустворчатые двери и оказалась царстве длинных стеллажей. Пахло старой бумагой и книжным клеем. Каждый скрип половицы звучал как удар в гонг в этой мертвенной тишине.
Тома ожидала увидеть древнюю старушку, которую держат на работе в знак почета или за прежние заслуги. Или просто потому, что здесь ей привычно.
Однако за высокой деревянной стойкой, изящно оттопырив мизинчик, пила кофе дама, которой на вид ну никак нельзя было дать больше шестидесяти.
Ее черная с проседью коса была уложена бубликом, в ушах покачивались гранатовые серьги, тонкие пальцы унизывали многочисленные кольца. Длинный прямой нос, брови, норовящие сойтись на переносице в одну. Незамутненные возрастом зеленые глаза поднялись на профессора.
— Ларе, мой мальчик, — низким с хрипотцой голосом произнесла она.
Если бы Тома слушала ее вслепую, то непременно представила бы себе эдакую грузную тетушку, которая с юных лет не выпускала изо рта папиросу.
Девочка в недоумении обернулась к Эдлунду, пытаясь понять, в чем шутка. Но тот сохранял серьезность.
— Татевик-джан, — он ласково сжал ее плечо. — Ты сегодня восхитительно выглядишь.
— Ты снова по делу? — библиотекарша изогнула бровь. — Не стоило и надеяться, что ты проведаешь старушку.
— Как не стыдно! Разве я забывал про тебя?
— Уж не пытаешься ли ты мне солгать, что не найдешь пяти минут выпить кофе? Да что я говорю: моя малышка Седа не заглядывала уже три дня, чего мне ждать от человека, для которого я — никто?
— Татевик-джан, помоги нашей новой ученице. Познакомься, это Тамара Корсакофф.
— Корсакофф?.. Разве не училась у нас девочка с такой фамилией? Лена? Неужели это ее дочь? — миссис Крианян пристально всматривалась в лицо Томы. — Совсем не похожа.
— Вы помните мою маму? — оживилась Тамара.
— Я помню всех, кто здесь учился, — гордо сообщила библиотекарша.
— Лена погибла, когда Томе было два года. Девочка выросла в детском доме.
— Ларе Арвик Эдлунд, как ты мог мне не сообщить! — возмутилась армянка. — Разве все мы здесь чужие? Разве не нашлось бы человека?..
— Я знаю, Татевик-джан, я знаю, — Эдлунд примирительно поднял руки. — Я совершил ошибку. Мара хочет найти фотографии своей мамы, узнать что-нибудь.
— Бедный ребенок! — библиотекарша качнула головой.
— Оформи ей доступ к архивному отделу, пусть смотрит. И я разрешаю ей забрать снимки Лены.
Миссис Крианян напряглась, но после некоторой внутренней борьбы произнесла:
— Конечно, конечно. Я все сделаю. Пересниму для архива копии. Сейчас только схожу за картой, — она встала и ровной походкой, будто у нее вместо ног были колесики, направилась к одному из стеллажей.
— Ей не может быть сто лет! — зашептала Тома профессору.
— Может. — тихо ответил он. — Знаешь, почему? Ее тотем — черепаха. Каждую ночь она проводит в облике черепахи, поэтому стареет в два раза медленнее.
— Разве это…
Но договорить Тома не успела, потому что миссис Крианян уже появилась с папкой в руках. Профессор Эдлунд сослался на дела и покинул библиотеку, а женщина- черепаха тем временем оформила новенькой пропуск, показала архив и выдала толстый альбом: выпуск 1994 года.
Тома села за читательский стол у окна. С одной из страниц на нее смотрела юная веснушчатая девушка в дурацком синем платье с воланами. Волосы с легкой рыжинкой, лоб закрывает пушистая челка, на веках — яркие голубые тени. В другой раз Тома бы посмеялась над наивной безвкусицей, но от того, что она только сейчас впервые увидела мамин портрет, такой настоящий, цветной и четкий, из груди вырвался звук, похожий на кашель. Она закрыла лицо ладонями и зарыдала.
— Девочка моя, хочешь, я принесу тебе кофе? — сочувственно спросила библиотекарша по-русски и тут же на английском обратилась к кому-то еще: — Подождите, мисс, я должна сначала помочь ей.
— Мара? — услышала Тома. — Это я, Брин.
— Не… сейчас, — с трудом ответила Тамара сквозь судорожные всхлипывания. — Не… до… тебя…
— Все в порядке, миссис Крианян. Я с ней посижу.
Брин уселась на соседний стул и неловко похлопала Тому по плечу.
— Не расстраивайся ты так. Все будет хорошо.
— Не… будет… Моя мама… Она никогда…
— Я знаю. Прости. Слушай, я нашла твой портрет. Я не ожидала. Очень красивый. И тотем похож.
— Пр… правда?
— Да. Извинения принимаются… Просто это полотенце и кружка… Мне все мама покупала, а я очень скучаю. Как будто ты хотела ее отобрать.
— Про… сти, — Тома шмыгнула уже тише.
— Хорошо. Только прекращай реветь, ты же испортишь фотографию.
Тома вытерла нос рукавом толстовки.
— Ладно. Спасибо. Я вообще не плакса.
— Я никому не скажу.
— Честно? Ты ведь имеешь право… За собаку с крысой, за Фри… За все, короче.
— Я думала еще позлиться на тебя, пока не пришла сюда. Потом позлюсь.
— А ты чего делаешь в библиотеке?
— Увидела твой портрет, — и сразу захотелось посмотреть на маму в этом возрасте. Аты?
— И я хотела на маму посмотреть.
— Я собиралась поискать снимки со встреч выпускников, — сообщила Брин. — Кстати, твоя мама тоже может в них найтись. В каком году она окончила пансион?
— В девяносто четвертом.
— Значит, ищем с девяносто пятого… — Брин направилась к стеллажам.
Тома отвернулась к окну: из щели тянуло свежим морским воздухом, и опухшее от слез лицо приятно остывало. За стеклом сидела рябая пташка и забавно вертела головой, поглядывая на девочку глазками-бусинками. Тамара вздохнула: безмятежно было здесь, красиво. Жаль, ничего не выходит с тотемом. Остается только надеяться, что если она окажется обычным человеком, Эдлунд позволить ей остаться хотя бы в качестве уборщицы.