Остров перевертышей. Рождение Мары - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Сойфер cтр.№ 18

Он остановился на мгновение, но, так и не взглянув на нее, двинулся дальше.

— Профессор Эдлунд! — она метнулась обратно. — Пожалуйста, не наказывайте его. Я его испугала и…

— Ты здесь ни при чем. Даже лучше, иначе я бы не заметил.

— Чего?

— Он медитировал. Это практики индейцев оджибве, не до конца мною изученные. Они довольно скрытны и не любят делиться своими достижениями. Но это углубляет переход в звериную сущность. Билл, отец Джо, уверял, что это безопасно. Я сомневаюсь. Ты же слышала этот рык. А если бы он напал?

— Что ж, тогда Вам повезло, что там была я, — она усмехнулась. — Меня никто искать не будет.

— Не шути так. Никогда, — профессор серьезно посмотрел ей в глаза.

После неловкой паузы он нарочито бодро улыбнулся и снова обратился к ней:

— Ну, мисс Корсакофф, кого еще из своих новых друзей ты можешь узнать?

— Выдру Ханну, зебру Зури. А, еще вон тот барсук — наверняка Марта.

— Пока все верно.

— А это что за зверек? — она кивнула на животное с острой треугольной мордочкой.

Оно было небольшим, немногим ниже колена, серый мех казался облезлым, по бокам торчали клоки белой шерсти.

— Похоже на помесь крысы и собаки, — задумчиво произнесла Тома.

Сразу несколько животных неподалеку отчаянно зафыркали. Крупный волк будто бы даже кашлял. Тамара готова была поспорить, что именно так звери смеются.

— Что я сказала? — удивилась она.

— Это твоя соседка, — удрученно ответил Эдлунд, глядя, как зверек убегает, поджав хвост.

— Фри… То есть Брин?

— Да. Она — песец.

— Но почему тогда она не белая? И шерсть у нее не такая густая? — Тома замерла, пораженная внезапной догадкой. — Она что, больна?!

— Нет, конечно. Это всего лишь ее летний мех. Да, летом песцы выглядят не очень презентабельно. Зато зимой она здесь будет самой красивой.

Тома выругалась по-русски.

— Мисс Корсакофф! — осадил ее Эдлунд. — Прошу не говорить таких слов в моем пансионе!

— Вы разве знаете русский?!

— Перевертыши — полиглоты. Я не так силен в русском, как мисс Вукович, но за свои сорок пять лет кое-то выучил.

— Простите, профессор. Я опять выставила ее на смех, — Тома удрученно потерла лоб. — Это выходит случайно, я не хочу с ней ссориться, но… Ну, не умею я общаться с людьми!

— Не расстраивайся. В тебе ведь есть что-то хорошее. Вот и сделай так, чтобы Бриндис это разглядела.

— Я попытаюсь.

— Ладно, мне надо обойти студентов и закончить тренировку, ты пока можешь идти. И не забудь: в пять я тебя жду.

Она побрела к выходу, так и не решившись отыскать Брин. Какой смысл? Что ей сказать? Извинения все равно не работают. «В тебе ведь есть что-то хорошее». Ага, если в темноте прищуриться. Ну, что она умеет? Драться? Можно, конечно, дождаться, когда кто-то посмеется над Брин, и от души начистить ему репу. Тогда придется мыть кухню месяц, и хорошо, если на острове… Говорить по-английски? Здесь этим никого не удивишь. А если…

— Я на тебя не сержусь, — раздался за спиной басовитый голос.

Томе не надо было оборачиваться, чтобы узнать Джо. Она остановилась и позволила ему себя догнать.

— Я тебя напугал, — продолжил он, поравнявшись с ней.

На лице его не было ни сочувствия, ни каких-либо эмоций вообще.

— Ерунда. Я не должна была тебя трогать.

— Извини.

— Не проблема. Ты домой? Может, вместе пойдем? Или лучше покажешь мне остров?

— Да, — он кивнул.

— Что «да»?

— Остров.

— Ясно, — вздохнула Тома. — Экскурсия будет увлекательной.

День выдался по-летнему безмятежным, море радовало игрой солнечных бликов. Теперь, когда гроза смыла с неба серую пелену, на горизонте виднелись очертания противоположных берегов.

Они гуляли около часа, и Тома не понимала, зачем Джо согласился водить ее по острову. Каждое его слово звучало, как последнее, что он собирался сказать в жизни. Зато для болтуна Нанду он явно был идеальным соседом: не перебивал, а только слушал. Не по собственной воле, а от безысходности, скорее всего. Хотя никто не знал, что на самом деле думал Джо Маквайан.

Прогулка помогла проветрить голову и подумать. Местные пейзажи напомнили Тамаре о любви к рисованию. Сделать красивый портрет для Брин — чем не чудесный примирительный подарок? Иначе точно придется лезть в драку.

Поэтому сразу после обеда… Нет, не так. Сразу после восхитительного, обеда, состоящего из нежнейших тефтелек в густой томатной подливке, длинных плоских макарон, которые отлично наматывались на вилку, а еще грушевого пудинга на десерт, Тома, блаженно икая, вернулась в домик, вытащила из чемодана новенький альбом с карандашами, подарок мисс Вукович, и устроилась на кровати.

Тамара решила изобразить Брин вместе с ее тотемом. На соседку она периодически поглядывала, стараясь рисовать с натуры, а песца пришлось сверять с атласом. Разумеется, Тома остановилась на роскошной зимней шубке, которой и славятся полярные лисы. Вышло мило, любительнице плюшевых игрушек и мягких подушек всех форм и размеров должно было понравиться.

Тома дождалась, пока Брин выйдет из комнаты, написала с обратной стороны рисунка «Прости меня, пожалуйста! Мара» и, положив подарок на видное место, отправилась в главное здание. Она не хотела выяснять отношения и надеялась, что исландка сама все поймет, обдумает и к вечеру будет в нормальном расположении духа.

До пяти часов оставалось немного времени, поэтому Тамара бесцельно слонялась по просторному холлу. Занятия еще не начались, и вся постройка пустовала. В тишине раздавалось только звяканье посуды с кухни. Бедная синьора Коломбо, весь день на ногах! Придется почаще нарываться на наказание, чтобы у нее была хоть какая-то помощь.

По всему холлу были расставлены уютные диванчики, у одной стены громоздился старинный рояль с резной подставкой для нот, у другой — стол для пинг-понга. Старая кряжистая липа за окном густой листвой загораживала свет, поэтому кругом царил приятный для глаз полумрак.

Тома заметила множество фотографий в рамках: группы людей в мантиях выпускников. Цветные изображения, черно-белые. И даже коричневатые, датированные пятидесятыми годами девятнадцатого века.

Висели и картины: отдельные портреты, пейзажи Линдхольма, на которых главное здание выглядело совсем иначе, а домики напоминали деревенские лачуги. Только маяк везде оставался одинаковым. Наверное, ему стукнуло, по меньшей мере, две сотни лет.

Наверх вела широкая лестница из темного дерева и упиралась в огромный флаг со знаком солнца в круге и надписью на латыни: «Sol lucet omnibus».