— Ты в порядке? — окликнул я его.
Вместо ответа он издал рычащий звук, более приличествующий животному, чем человеку, затем ловко подтянулся на балке и одним прыжком очутился возле меня. Всю его одежду и лицо покрывал слой коричневой грязи, по бледному лицу с рассеченного лба стекала кровь, но видно было, что он в ярости. Очевидно, его состояние лишь усугублялось из-за хора шутников, корчившихся от смеха на острове. Их число уже достигло примерно двадцати человек.
— Фердия! Кто твой приятель? Позволишь ли ты ему еще одну попытку, прежде чем он повзрослеет и поумнеет?
— Он оказался еще более бестолковой коровьей лепешкой, чем ты! Может, если вы возьметесь за руки, то что-нибудь получится! Можно мне прислать вам младшую сестренку, чтобы она показала вам, как это делается?
Кухулин посмотрел на меня, как бы спрашивая, не хочу ли я присоединиться к общему веселью. Я не собирался этого делать, но боюсь, свирепое выражение на его лице, вызванное колкостями, сыпавшимися градом с той стороны, вызвало у меня улыбку.
Но тут случилось нечто странное. Я впервые обратил внимание на то, что серебристо-серый цвет его глаз изменился. Его глаза в одно мгновение потемнели, как будто зашло солнце, меняя цвет от пепельного до темно-серого с тусклым красноватым свечением, шедшим изнутри, вспыхивавшим, как ночные угольки под порывом ветра. Мускулы его лица и шеи были так напряжены от злости, что кожа покраснела, а черты его лица стали почти зловещими. Он отошел от меня, подняв один палец, как бы запрещая мне приближаться, и я услышал его дыхание, клокочущее и свистящее в его горле, как лютая зима за порогом. Он повернулся, и солнце, коснувшись его волос, на мгновение как бы окружило его голову горящим ореолом. Среди болот возле замка Имейн Мача я иногда видел демонов, танцующих на кочках в сиянии пурпурного и белого огня. Такой же мерцающий огонь, казалось, закружил вокруг Кухулина.
Он отбежал от моста на расстояние, равное примерно броску копья, и затем метнул себя вперед, как камень из пращи. Вид у него был такой, будто он намеревался перемахнуть пропасть одним прыжком. Толпа на острове разразилась издевками и хохотом, предвкушая, как парень еще раз полетит туда же, куда и в первый раз, или же, что было бы еще веселее, примет неожиданную морскую ванну. Я крикнул, пытаясь предостеречь Кухулина, но опять опоздал. Его ноги оторвались от земли, и он взмыл в воздух, пролетев немыслимо большое расстояние, опустившись точно в центре моста. При этом он согнул ноги и сразу же снова подпрыгнул, так что раскачивающийся мост вместо того, чтобы отшвырнуть его назад, подбросил его вперед, позволяя после выполнения пары переворотов в воздухе спокойно приземлиться уже на острове. Воцарилось всеобщее молчание, а затем раздался рев восторга. Толпа бросилась было поздравлять его, но что-то в выражении лица новичка заставило людей остановиться в ярде от него и выражать свое восхищение на расстоянии.
Потом кто-то вспомнил о нас с Фердией, и криком напомнил остальным об этом, так что все повернулись к нам в ожидании продолжения зрелища. Фердия был прекрасно осведомлен о всех фокусах моста, так что точно знал, как следует действовать. Нужно было сделать несколько шагов, затем надежно закрепиться на месте и переждать попытки моста сбросить вас вниз, затем продвинуться еще немного вперед и снова переждать качку. Это выглядело совсем не героически, занимало много времени, требовало определенных усилий и выдержки, и вызывало неодобрительный рев толпы с острова, но зато можно было не сомневаться в результате. Я последовал за ним, в точности копируя его движения. Так же, как и он, я понимал, что никогда не смогу повторить головокружительный трюк Кухулина.
Очутившись на твердой земле, весь покрытый потом и уставший от схватки с мостом, всячески пытавшимся сбросить нас в море, я наблюдал за тем, как Фердия полушутя пытается отомстить нашим насмешникам, но они оказались не настолько глупы, чтобы остаться на месте, дожидаясь пока он надает им оплеух. Их всех как ветром сдуло, так что Фердии оставалось только пожать плечами и улыбнуться.
— Не важно, все равно мы еще встретимся с ними сегодня на поле для игры в хоккей на траве. Моя клюшка с удовольствием познакомится с их коленями и головами, не будь я Фердия МакДимейн из Ленстера. А где твой друг?
Я огляделся, но Кухулин как в воду канул. Фердия снова пожал плечами и поднял мой мешок.
— Не беспокойся, они повели его к Скиате, так что мы скоро его увидим. В любом случае остров невелик, так что на нем надолго не спрячешься. А сейчас пойдем, приведем себя в порядок после нашего путешествия.
Я отправился за ним, и мы общими усилиями очистили нашу одежду от пыли. Затем мы разделили скромную трапезу и поговорили о Кухулине, а потом я стал смотреть, как Фердия готовится к игре. Он обернул свою правую руку полосками плотной ткани, чтобы, как он сказал, улучшить хватку, и повязал полосу подлиннее вокруг головы. Показав на нее, он заметил:
— Раньше, когда я еще не знал этого простого приема, мне казалось, что по моему лицу текут реки пота. Скиата посмеялась надо мной и сказала, что рыжеволосые всегда потеют сильнее прочих, но затем повязала вокруг моей головы кусок ткани. Здесь за три месяца я научился большему, чем за предыдущие три года только по той причине, что получил способность нормально видеть во время игры!
Его открытое лицо озарилось радостной улыбкой.
Я ответил ему одобрительной усмешкой. Всегда следует поощрять даже самые малые открытия.
— Я обнаружил, что хорошее зрение помогает в очень многих вещах, — продолжил он.
Подготовка закончилась, и мы направились к травяному полю. Там уже собрались небольшими группами юноши. Они то и дело окликали Фердию. Я устроился на травяном холмике, а Фердия присоединился к кучке загорелых буянов, оживленно разговаривавших и жестикулировавших. Скиаты нигде не было видно.
— Можно я буду наблюдать вместе с вами? — услышал я вежливый голос.
Посмотрев вниз, я обнаружил рядом с собой маленького мальчика. Одна из его рук висела на грубой перевязи.
— Что с тобой случилось?
Он пожал плечами. Его неулыбчивое лицо напоминало одну из суровых статуй, которые римляне ставят перед своими общественными зданиями, чтобы поощрять гражданские добродетели.
— Я сломал ее.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Сильно болит?
Он опять передернул плечами и промолчал. Его поведение заставляло меня ощущать себя ребенком, в то же время казалось, что он — мужчина. Я спросил его о Скиате. Каменный профиль мальчика дрогнул, и он вытянул в сторону свою неповрежденную руку. Я посмотрел туда, куда он указал, и увидел женщину атлетического телосложения, идущую вдоль стены замка. Ее сопровождал Кухулин с клюшкой в руке и мешком за плечами. Они шли к нам молча, не глядя друг на друга.
— Она разрешила ему идти рядом с ней в первый же день! Но кто же он такой?
Я не ответил.
Скиата была такого же высокого роста, как и я, но шире в плечах. Толстая кожаная куртка прикрывала ее тело, которое было испещрено сотнями меток от ударов мечей; руки тоже сплошь были покрыты побелевшими шрамами. На голове у нее был плоский металлический шлем с тонкой стрелкой, прикрывающей нос, которую как бы продолжал глубокий рубец, идущий от края ноздри до подбородка. За спиной у нее торчали рукояти двух скрещенных мечей, острых как бритва. Во время сражения она вскидывала вверх и назад руки и мгновенно выхватывала из ножен оба клинка. Лезвия с лязгом сталкивались и летели вперед, а потом она бросалась в атаку, владея каждым из мечей так же ловко, как большинство мужчин орудуют одним. Поэтому оказаться перед ней в такой момент означало то же самое, что столкнуться с бешено вращающимся колесом, к ободу которого привязана целая дюжина клинков. Безусловно, Скиата была самой быстрой и сильной женщиной, которую мне доводилось встречать в своей жизни. Несомненно, ее вид мог устрашить кого угодно. Только Мейв, королева Коннота, возможно, была ей ровней. Все ученики Скиаты готовы были умереть ради того, чтобы заслужить хотя бы ничтожный знак ее одобрения. Конечно, она не была красавицей, а солнце и мечи соперников так разукрасили ее кожу, что она блестела, как полированная, тем более, что Скиата постоянно обильно смазывала кожу маслом, чтобы враги не могли ее схватить. На ее лице застыло выражение готовности к любым испытаниям. Она не боялась никого и ничего и никогда не улыбалась.