— Меня она заполучить не сможет. Это ведьма, насквозь пропитанная ядом, и я поклялся защищать от нее Ольстер. Почему она решила, что я соглашусь явиться в ее замок, чтобы подвергнуться унижениям и насмешкам?
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
— Потому что это единственный способ не допустить уничтожения Ольстера.
— Я скорее умру.
— Это вариант, о котором она также упомянула, — кивнув, сказал я.
Краем глаза я увидел, что Эмер снова встрепенулась. Она подошла к Кухулину, бесшумно ступая по полу.
— Ты считаешь, я именно это и должен сделать?
Я не знал, что ответить. Он уставился на меня без всякого выражения.
— Я не страшусь смерти, — сказал он.
Это было всем известно. Я промолчал.
— Ты считаешь это странным, — продолжал Кухулин.
Я нахмурился.
— Нет, не странным, так как я знаю многих людей, которые относятся к этому точно так же. Непостижимым — да, но странным я больше это не считаю.
За дверью раздался стук конских копыт, и через несколько мгновений в комнату влетел гонец, исходивший потом, но ухитрявшийся при этом сохранить некоторое достоинство.
— Король желает вас видеть, — провозгласил он, обращаясь к Кухулину. Потом он перевел взгляд на меня. — Вас обоих.
Когда мы вышли из комнаты, Эмер догнала нас и пошла рядом с Кухулином. Он повернулся, чтобы что-то ей сказать, но потом передумал. Она была его женой и просто шла рядом с мужем. Даже если раньше вы никогда их не видели, то все равно догадались бы, что они муж и жена. Взгляды, которыми они обменялись, заставили меня ощутить сладкую боль, вызванную гордостью за них и одновременно чувством непричастности к тому, что их связывало. Я смотрел, как она идет рядом с ним, и в моей груди все выворачивалось, будто я падал в пропасть.
Конор каким-то образом ухитрился приподняться с кровати, держась рукой за стену, и теперь пил, словно измученная жаждой лошадь, пытаясь умерить боль.
— Так-так, — пробурчал он. — Наконец-то мой единственный оставшийся на ногах воин соизволил ко мне явиться.
Его сарказм был чересчур злым и казался неуместным. Конор был слишком суров и несправедлив. Когда отчаявшийся человек думает, что все пропало, он проявляет склонность к безрассудству, стремится к саморазрушению. Конор вел себя как человек, который в пух и прах проигрался и теперь стоит на мосту над глубокой рекой и подбрасывает единственную оставшуюся золотую монету, проверяя, не захочет ли и она с ним расстаться.
Кухулин смотрел на него, и на его лице все сильнее проявлялась обеспокоенность, но, кроме этого, еще и какое-то более сложное чувство. Я вдруг осознал, что Конор не очень ему нравится. В этот момент я, наверное, понял, почему так почтительно Кухулин разговаривал с Конором в первый раз. Дело было не в самом Коноре и не в том, что он был королем. Просто Конор символизировал нечто такое, что Кухулин считал очень важным. Он поклялся ему в верности. Нарушить клятву значило для него потерять честь. То, что сам Конор повел себя бесчестно, не означало, что Кухулин мог забрать назад свое слово. Не имело никакого значения, что сделал Конор. Это уже относилось к области философии. Несомненно, кто-нибудь из греческих философов мог бы обратить огонь своей логики, критикуя позицию Кухулина, и развеять его доводы, как дым. Даже я понимал, что если человек всегда подходит ко всему с позиции абсолютных принципов, это рано или поздно приведет его к весьма странным выводам, однако во всем этом была какая-то прямолинейная простота, которая мне нравилась. В Кухулине не ощущалось божественной искры, поэтому все, что он делал, совершалось из стремления быть верным самому себе. Данное им слово было тем, на чем он держался. Для него оно было и началом, и концом, и вообще всем на свете.
— Так-так, — повторил Конор, вертя в пальцах ножку кубка, — о чем же мне тебя попросить?
Кухулин вытянулся, словно стоял перед строем.
— Лири сказал, что Мейв потребовала, чтобы я стал ее игрушкой в обмен на мир.
— Это один из… вариантов, которые она нам… предложила? — Конор надолго приложился к кубку, потом снова заговорил, с трудом проталкивая слова сквозь разбухшее горло. — И что мой герой думает по этому поводу?
Все присутствующие уже знали ответ.
— Если я когда-нибудь и отправлюсь в замок Мейв, то или в виде трупа, или под влиянием магических чар, ибо по своей воле никогда туда не пойду.
Конор закивал, делая вид, что раздумывает над словами Кухулина.
— Да… Я почему-то думал, что ты ответишь именно так. Что ж, тогда, наверное, тебе пора собираться в путь? — К нашему удивлению, он повернулся к слуге, который стоял в углу. — Накрывайте столы. У нас будет праздничный обед. Вино, еда. Давай!
Слуга, не ожидавший таких указаний, кивнул и опрометью выскочил из комнаты.
— Что это значит? — с явным раздражением спросил Кухулин. — Нам нужно немедленно готовиться к бою. Мы с Лири должны…
Конор остановил его успокаивающим жестом.
— Все в порядке, не волнуйся. У нас будет достаточно времени и возможностей для того, чтобы подраться. Не тревожься, у меня есть план.
Он с трудом поднялся с постели, допил остатки вина и, часто шаркая, как бодрящийся старикашка, направился в главный зал, откуда уже доносилось звяканье тарелок. Кухулин наклонился и прошептал мне на ухо:
— Иди с ним. Я к вам присоединюсь, как только проверю оружие и лошадей. Выезжаем сразу после обеда.
Я замер в нерешительности, но потом последовал за Конором. Когда я догнал его, король взял меня за руку, удерживая возле себя. Спустя несколько секунд он обернулся и увидел, что комната пуста. Он кивнул, словно подтвердилось то, о чем он уже догадывался.
— Я так и думал, что он не очень хорошо к этому отнесется, — криво усмехаясь, произнес Конор. — Иди в зал, я скоро приду.
Он подозвал к себе Эмер и двинулся дальше по коридору. Я открыл было рот, собираясь что-нибудь ей сказать, но она покачала головой и, не говоря ни слова, последовала за королем.
Я находился в полной растерянности, поэтому поступил так, как мне велели. Я вошел в зал и замер от удивления. Там было полно народа. Все были одеты в свои лучшие наряды, обвешаны драгоценностями, и судя по всему, замечательно проводили время. Слуги постоянно вносили огромные блюда, на которых громоздились всевозможные яства. Все время прибывали новые гости, а вино лилось, как весенний ливень.
Похоже, они ожидали моего появления. Я вдруг понял, что большинство из них мне знакомы. Кроме того, я заметил, что в основном здесь находились женщины, а кроме них — немногочисленные барды и жрецы. За столами сидели и несколько старых вояк, о состоянии которых говорили редкие судороги на лицах, заставлявшие их криво улыбаться, а также несколько мальцов, лишь недавно оторвавшихся от соски и явно неспособных принести особой пользы. Здесь не было ни одного воина, и самого Конора тоже.