В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Бу cтр.№ 55

За несколько дней до своего ухода Калу сказал Сунилу:

– Мое настоящее имя Дипак Рай. Но никому его не сообщай. А еще знай, что мое божество – Ганпати ^[87].

Он считал, что и Сунил должен поклоняться этому слоноголовому богу, устранителю любых препятствий. Для того чтобы убедить его в этом, Калу даже повел маленького мусорщика в дальнее паломничество в храм Сиддхивинаяк, расположенный в центре Мумбаи примерно в пятнадцати километрах от Аннавади.

Вопрос, каким святым и божествам поклоняться, очень волновал многих уличных мальчишек. Некоторые говорили, что Саи Баба ^[88] помогает быстрее, чем толстый Ганпати. Другие утверждали, что если Шива откроет свой третий глаз, то сможет испепелить их обоих. Мать Сунила умерла слишком рано и не успела научить сына, каким богам поклоняться. А сам он не мог решить, кто из них наиболее могущественный, а потому колебался в выборе покровителя. Так или иначе, опыт наблюдения за ребятами из Аннавади позволил ему сделать важный вывод: тот факт, что мальчик поклоняется богам, вовсе не означает, что боги в ответ будут печься о нем.

Как-то днем мать Абдула пришла в колонию Донгри. Она насквозь промокла под дождем; под глазами у нее залегли темные круги. Абдул вышел из барака. Он был мрачен. Голова его была опущена; перед собой он катил, как мяч, упругий комок грязи. Зеруниза приехала, чтобы забрать его домой. Судья решил, что этот парень вряд ли сбежит до слушаний в особом суде, разбирающем дела с участием несовершеннолетних. Поэтому его отпустили, но со строгим условием: он должен отмечаться в Донгри каждый понедельник, среду и пятницу, чтобы служители Фемиды были уверены, что обвиняемый не скрылся.

Абдул прошел вслед за матерью по длинному зловонному холлу, в котором теснилось множество детей, пересек внутренний двор и вышел на улицу. Дождь почти кончился, и сквозь облака просвечивало бледное солнце, стоявшее уже совсем низко над горизонтом.

– Ну, когда будут разбирать мое дело? – поинтересовался он. – И на какой день назначено слушание с участием отца?

– Неизвестно, – ответила Зеруниза. – Но ты не беспокойся. Положись на бога и молись. Теперь у нас есть адвокат, который знает, что говорить. И тогда все закончится, потому что судья узнает, на чьей стороне правда.

– Узнает, где правда, – отозвался Абдул с сарказмом. Как будто истину так уж легко узнать! Неужели чьи-то слова сделают ее для всех очевидной? Он решил сменить тему.

– Как отец?

– Лекарств в тюрьме на Артур-роуд нет, и там так тесно, что невозможно спать. Ах, на него страшно смотреть – лицо совсем посерело. Но Кекашан говорит, что в ее камере не так все плохо. Она много молится за всех нас. Она считает, что все эти тридцать три несчастья посылает Аллах, чтобы испытать нас.

– Почему ты первым делом вызволила меня, а не отца? – спросил он. – Это несправедливо. Он должен был вернуться домой первым.

С тяжким вздохом Зеруниза поведала ему о всех друзьях и родственниках, которые отказались помочь им и выступить поручителями за Карама. И о том, как ей пришлось унижаться перед семьей предполагаемой невесты Абдула.

– Для всех окружающих наши беды – так, мелочи, развлечение. Повод поболтать, когда одолевает скука, – мрачно сказал Абдул. – Теперь мы точно знаем, что всем на нас наплевать.

Воцарилось долгое молчание. Потом он спросил у матери, как идет бизнес.

У Мирчи дело не шло. Все мусорщики переметнулись к тамилу, владевшему залом игровых автоматов.

Абдул издал странный звук, будто громко икнул. Конечно, он так и думал. Родители готовили Мирчи к иному поприщу, почище, чем сортировка мусора. Даже сам Абдул понимал, что Мирчи нужно заниматься чем-то другим.

– Ладно, – сказал он после паузы, приложив палец к подергивавшейся нижней губе.

Это только кажется, что дела совсем безнадежны. Он начнет все сначала, будет трудиться еще более упорно, чем прежде, и постарается не выходить из себя из-за того, что придется терять три дня в неделю на дорогу в Донгри и обратно. В награду за решение следовать пути праведности, указанному наставником в колонии, судьба пошлет ему дополнительный доход и благосостояние. Он приложит все силы, чтобы больше никогда не оказаться в участке на допросе. Он ни за что не будет покупать краденый мусор.

Мать не протестовала против его решения. Абдул надеялся, что она хотя бы слышала, что он ей сказал. От усталости у нее был отсутствующий вид. И уж точно она не услышала его, когда он спросил, может ли она вознаградить его за все страдания, купив ему iPod.

Мусорщики пришли к выводу, что Абдул, вернувшись из Донгри, стал намного более разговорчивым. Стоя у весов, он все время расспрашивал, честным ли путем они добыли этот товар. Он повторял снова и снова одни и те же вопросы, а временами делал странные заявления. Например, провозглашал: «Я должен вам кое-что сказать», или: «Послушайте меня внимательно!» После чего он подробно и долго рассказывал про учителя в Донгри, который заметил тауфиз, то есть положительные изменения в его, Абдула, характере.

Абдул утверждал, что в колонии часами беседовал с учителем и что происходящее с мальчиком так тронуло Наставника, что тот даже дал ему номер своего мобильного телефона. Все понимали, что это неправда. Но уличные мальчишки спокойно относились к такого рода обману. Они считали, что хорошо выдуманные истории занятны и помогают убить время. Им было смешно, что сортировщик мусора решил так мелко приврать: что особенного в дружбе с учителем? Единственным, кто умел так же бессмысленно и недальновидно лгать, был Сунил. Тот любил бросать пыль в глаза новому собеседнику, заявляя, что он учится в пятом классе и является круглым отличником.

В середине сентября у Абдула появился новый слушатель, еще не знавший всех этих историй про Наставника: его так называемый «друг» Калу вернулся из Карджата, где он вместе с родственниками подрабатывал на строительстве. Парнишка чуть поправился, прежде всего потому, что вне города нельзя было достать дурманящей канцелярской замазки.

Зеруниза удивилась, узнав, что юный вор так быстро снова очутился в Аннавади. Она позвала его в дом и предложила тарелку еды – остатки семейного ужина. Остатков было больше, чем обычно, потому что дело было в Рамадан ^[89] и Хусейны постились. Зеруниза относилась к Калу с материнской теплотой. А тот с удовольствием принимал ее заботу. Весь последний год он называл ее «амма», то есть мама. Такие нежности немного смущали Абдула.