В пустыне волн и небес - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Чичестер cтр.№ 53

Дождя не было. Я еще раз пожертвовал высотой и пошел под облако. Пролетев под ним, я увидел поворот, прошел его — ущелье продолжалось, но впереди оно казалось закрытым совершенно. Плотное белое облако сидело, как клин, между стенами ущелья и спускалось почти до самого дна, посылая вниз тусклую завесу дождя, в которой исчезала бурлящая река. Меня парализовал страх. Я был в ловушке, лететь вслепую в тесном ущелье безнадежное дело. Я не знал, что делать. Стал было разворачиваться, но испугался и рывком вернул гидроплан к прежнему направлению. Но лететь дальше означало лететь на верную смерть. Надо было повернуть, и я заложил крутой вираж. Картина всего ущелья ярко запечатлелась в моем мозгу: отдельные деревья на склонах, водопады и валуны внизу, выхваченные солнцем пятна зеленого леса, плотное облако над головой и мелькнувшее вдруг что-то вроде небольшого прохода — щель высоко на склоне, узкая боковая долинка. Это был шанс. Я еще раз заложил крутой вираж, дал полный газ и пошел вверх. Долетев до долинки, я увидел, что впереди она отлого поднимается к облакам. Не сбавляя газа, продолжал вести гидроплан по максимально крутой траектории. И тут, уже под самым облаком, я, словно сквозь амбразуру, увидел впереди широкий открытый простор. Это был самый центр запретной зоны. Но к черту японцев с их запретами, они — пустяки в сравнении со страшными скалами ущелья.

Немного погодя слева от меня открылась седловина, за которой я увидел затопленную водой равнину. Сделав еще один резкий вираж, перелетел через горный проход и устремился к равнине. Теперь, в безопасности, я почувствовал себя измотанным. Пролетел прямо над Тайхоку, столицей острова, и пошел дальше на Тамсуй, расположенный у широкой реки. Летел низко и видел, как сотни японских детей на школьных дворах прекращали играть и задирали ко мне свои головки — целое море смуглых лиц. Поразительно, как много было тут флагов — японских, конечно: красное солнце с короткими лучиками на белом фоне.

Немало увидел я и самих японцев — они усеяли весь берег реки, который был обложен камнем. На реке я заметил три катера, на каждом — японский флаг и куча чиновников в белой униформе. Увидев их, тут же вспомнил о церемонных японских приветствиях. Сделал круг над рекой и сел поблизости от одного из катеров. Сильное течение немедленно понесло гидроплан к морю. Помня, с какой скоростью вода наполняла мой поплавок в Апарри, я засуетился и закричал, что должен стать на якорь на мелкой воде. Чиновники на катерах защебетали, я крикнул им еще раз, а потом решил не дожидаться их мнения и поскорее становиться на якорь, пока меня еще несло по сравнительно мелкой воде. Я достал и приготовил якорь. Чиновников мои действия, похоже, взволновали: они то кричали, то быстро переговаривались между собой. Определенно они не понимали, что мне нужна именно мелкая вода. При виде якоря японцы явно расстроились; я не мог этого не заметить, но все же отдал его. Якорь держал, успешно сопротивляясь быстрому течению. Один из катеров с чиновниками подошел к гидроплану, и мне стали представлять всех по очереди, словно на приеме. Я понимал, что, как человек цивилизованный, должен уважать чужие обычаи, быть благоразумным и подчиняться заведенному порядку, но в то же время не мог не видеть вопиющей глупости, фантастического абсурда происходящего. Эта дурацкая церемония на грязном мелководье казалась мне чем-то невероятным и едва не вышибла из меня дипломатическую учтивость. Пока чиновники, стоя на катере, по очереди представлялись мне на таком английском, которого я не понимал, и отвешивали при этом по три поклона каждый, я был готов рвать и метать при мысли о том, что именно в эти минуты мой поплавок наполняется водой. Особую силу разыгрываемому фарсу придавало то, что все эти японцы были облачены в безукоризненно белые казенные одежды и щегольские форменные фуражки, а я предстал перед ними последним бродягой, с головы до ног перемазанный грязью, маслом и еще бог знает чем. Мой спасательный жилет, который и в лучшие свои времена не отличался изяществом формы, сейчас совершенно не удовлетворял этому понятию — его распирало в разные стороны от засунутых в него грязных тряпок и веревок. То, что когда-то было приличными резиновыми тапочками, превратилось теперь во что-то отвратительное. Рубашка грязная, воротничок отлетел. Волосы торчали во все стороны, борода всклокочена, под ногтями черная грязь. И все же я не осмелился прервать церемонию. Нация, приученная к харакири (таково было мое представление о японцах), ожидала стойкости и от меня, полагая, что я не прерву поклонов, даже если поплавок уйдет у меня из-под ног.

Закончилось тщательное знакомство с многочисленными обитателями второго катера, я кипел и дымился от едва сдерживаемых эмоций. Улучив момент, я еще раз прокричал свое заклинание:

— Я должен перетащить гидроплан к берегу, пока он не затонул!

— Вы привяжете его к причалу, который мы для вас приготовили, да? — поинтересовался один японец, умевший изъясняться по-английски.

— Мой самолет тонет, мой самолет тонет! — повторял я как заведенный.

— Сейчас к вам прибудет таможенник.

— Говорю вам: я тону!

Я чувствовал, как тает запас плавучести у меня под ногами. Подошел третий катер, столь же переполненный, как и два предыдущих, с той лишь разницей, что на его борту был британский консул Овенс. Очередная церемония. Дождавшись конца, я крикнул Овенсу:

— Мой гидроплан тонет!

Овенс, высокого роста англичанин с длинным подбородком, подстриженными усами и редкими волосами, не обладал громким голосом и вообще держался несколько отстраненно. На нем был желтовато-белый тропический костюм, на голове шлем. Вид он имел весьма самоуверенный и оттого слегка глуповатый. И я сам, и мой гидроплан были ему явно совсем некстати, и он, казалось, никак не мог взять в толк, чего ради я так разволновался. Следом за японцами он сообщил мне, что мой гидроплан желает осмотреть таможенник и что лучше этому не препятствовать. Я ответил, что смешно и глупо настаивать на немедленном таможенном досмотре, когда его с таким же успехом можно сделать, отбуксировав меня сначала на мелководье. Последовала длительная дискуссия, после которой он объявил, что мне следует пустить таможенника на борт здесь и сейчас.

— В таком случае, — сказал я, — пусть они пришлют сампан ^[10]. Этот катер изуродует мой самолет.

Моему требованию они вняли, сампан пришел. Его привел маленький японец в костюме моряка, в круглой бескозырке с ленточками и со свистком на шее. Он мастерски подвел сампан к моей машине, и я передал японцам свой бортовой журнал, запечатанную камеру, двуствольный пистолет и патроны. И повторял при этом:

— Поймите же, у моего гидроплана дырка, дырка, он тонет, тонет, я должен немедленно вытащить его на берег.

Возобновилась дискуссия, не менее продолжительная, чем прежде, после чего переводчик объявил:

— Теперь они осмотрят ваш багаж.

— Они осмотрят мой багаж, когда мой гидроплан будет на берегу — и не раньше, — меня уже охватило отчаяние. — Говорю вам: мой гидроплан тонет.