В пустыне волн и небес - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Чичестер cтр.№ 52

Пять с половиной месяцев прошло с тех пор, как я вылетел из Веллингтона. Теперь, 30 лет спустя, после своих одиночных океанских плаваний, я могу сказать, что, путешествуя на самолете, ты более одинок, чем на борту яхты. Когда идешь на яхте, она становится твоим домом, привыкаешь к ней самой, ко всем ее частям — парусам, веревкам, каюте, палубе. На самолете ты не живешь, ты просто перелетаешь на нем с места на место. Но только начинаешь знакомиться с новой обстановкой, новыми людьми, как уже надо лететь дальше. В самолете, в воздухе ты слишком отчужден от земли, здесь все другое, иной мир, иные чувства. Потом новая посадка, опять ты должен подчиняться земным правилам жизни. И так месяцами…

Как-то в воскресенье меня пригласила на обед некая миссис Маккой. Ее муж командовал американским полком при взятии Манилы во время испано-американской войны 1898 года. В этой компании участвовал и мой дядя — он командовал британскими кораблями, посланными в Манилу для обеспечения наших интересов. Там были и немцы, преследовавшие свои экспансионистские цели; они послали на Филиппины эскадру под командованием адмирала фон Дидриха. Мой дядя Эдуард расположил свои корабли между американским и немецким флотом и заявил фон Дидриху, что, если тот предпримет какой-либо маневр, это будет считаться действием против англичан. На обеде у миссис Маккой присутствовал американский генерал-губернатор Дэвис. Его имя сейчас хорошо известно — именно он учредил в теннисе Кубок Дэвиса.

Мне не терпелось лететь дальше. Любезнейший преподобный отец Мигель Сельга, директор Бюро погоды, каждый день навещал меня на моем рабочем месте у гидроплана и информировал с неким оттенком удовлетворения, что к востоку от Филиппин медленно формируется область пониженного давления, которая, по его мнению, должна преобразоваться в тайфун. Отец Сельга оказался прав, и через несколько дней, 31 июля, принес мне официальную сводку: «Предупреждение о тайфуне. Тихоокеанский тайфун располагается сегодня, в 10 часов утра, восточнее острова Лусон. Вероятное направление тайфуна северо-западное».

В этот день началась моя необыкновенная гонка с тайфуном, который несколькими днями позже снес две тысячи домов на острове Риукиу близ Формозы и который японская газета «Асахи Майнихи» назвала самым свирепым тайфуном за последние сто лет.

С самого первого своего дня в Маниле я постоянно слышал вопрос: «Когда же придет тайфун?» Местные жители не собирались убегать от тайфуна — напротив, они ждали его как блага. Жара с каждым днем становилась все более невыносимой, тайфун принес бы спасительную прохладу. На саму Манилу тайфуны обрушивались редко: горы защищали ее. Ждать небесной воды оставалось недолго — через две недели почти весь город был затоплен, по главным улицам можно было добираться только на лодках.

В воздухе тайфун опаснее, чем в море, но это меня тогда не слишком беспокоило: я считал, что если мне удастся убежать от тайфуна, то легко можно будет облететь его стороной. Но надо было добраться до Формозы раньше тайфуна. Лететь с Филиппин дальше я мог только через Формозу, а отец Сельга был почти уверен, что и тайфун пойдет именно этим маршрутом.

В тот день, когда мне вернули мои поплавки, все, казалось, шло не так: гаечные ключи выскальзывали из рук, гайки заедали, постоянно отвлекали любопытные. Адская жара сводила с ума, но при этом я умудрился схватить сильный насморк, да сверх того ныл покалеченный палец. Апофеоз настал, когда пришла пора запускать мотор — он не заводился. Я бился с пропеллером, пока совсем не ослеп от пота, и был готов схватить тяжелый молот и разнести к черту всю машину. Но тут я вдруг по-другому взглянул на происходящее, со стороны, — представил себя этаким глупым крошечным насекомым, которое копошится со своими ничтожными делишками. Мне стало смешно и весело, я пошел домой и немного вздремнул. А вернувшись к гидроплану, легко, играючи проверил всю проводку, промыл контакты в бензине и поставил на место. Мотор немедленно завелся. Вся машина, включая поплавки, была в отличном состоянии. Солнце сияло, море сверкало. Мотор, лаская слух, ревел в полный голос. Гидроплан легкой птицей взмыл вверх и пошел над морем, испытывая свою летную силу.

На следующее утро воздух был недвижим, а гидроплан порядком загружен. Две-три попытки взлететь результата не дали, но спокойствие моря постепенно передалось и мне, нетерпение и гнев улеглись. «Все к лучшему», — подумал я, вытащил свой надувной спасательный жилет, сделал из него подушку, устроился на крыле и заснул. Проснулся от ветра, дуло со скоростью 10 миль в час. Попробовал взлететь раз-другой — не подучилось, тогда я слил немного бензина из заднего бака. После этого мы едва не взлетели — чуть-чуть не хватило, — и я слил бензин из заднего бака полностью. Оставшегося запаса должно было хватить на 5 часов 20 минут полета, не больше, но я надеялся, что в крайнем случае смогу найти какое-нибудь место для посадки. Со следующей попытки я оторвался от воды, поднялся и полетел к дому Уильямсона. Он помахал мне. Заход к Уильямсону стоил мне 20 миль, но я не мог улететь, не попрощавшись. Спустя ровно 5 часов 20 минут я опустился на реку Апарри — именно сюда я и планировал попасть.

Наутро, перед отлетом, едва я ступил на поплавок, он погрузился в воду — прежняя история. Поработал помпой десять минут, но вода продолжала поступать. Пришлось буксировать гидроплан ближе к берегу, на мелководье. Стоя по пояс в воде на вязком илистом дне, я снял крышку люка — отсек был примерно на две трети полон воды. Я стал вычерпывать ее банкой из-под табака — более объемная посуда в отверстие люка не пролезала. Когда уровень воды внутри понизился до нескольких дюймов, стало видно, как она поступает в поплавок — вроде слегка бьющего ключа. Точное место течи я определить не мог: оно было скрыто А-образной перекладиной, укрепленной на дне отсека. Я пытался придумать, как ликвидировать течь, не видя места повреждения, которое к тому же находилось под водой. И нащупать его не мог: мешала перекладина. С любезной помощью добровольцев мы вытащили гидроплан на илистый берег и установили его на настил из пустых кокосовых орехов. Я очистил поплавки от грязи, но не смог найти никаких признаков повреждения. Налил воду в поплавок — и опять никакой течи. Тогда мы потащили гидроплан через грязь обратно в реку, я смотрел внутрь поплавка — и опять ничего. Лететь дальше было уже поздно. Устроил одному из своих помощников короткий прогулочный полет вдоль реки. И после этого — никаких признаков течи. Утром, когда я ступил на поплавок, он погрузился в воду. Все, как вчера: опять искал отверстие и опять не нашел. «Господи ты боже мой! — подумал я. — Что-то ведь нужно предпринять». Но единственное, до чего я смог додуматься, — это засунуть тряпку внутрь поплавка, под перекладину, выше загадочной течи. Сделав это, я закрыл люк и полетел на Формозу.

Следуя на север, я пролетел над островом Бабуян, а потом над Аутау-Су — первым на моем пути японским островом, в 40 милях восточнее Формозы. Японцы запретили мне приближаться к юго-восточному побережью Формозы, а также очертили обширную запретную зону и на севере острова. У меня не было обычной карты Формозы, только морская, но она не давала на острове никаких обозначений, кроме нескольких отметок высот. Одна из них — 11 490 футов — находилась к юго-западу от моего маршрута, другая — 8887 футов — к западу, третья — 3480 футов — к северу, но там была запретная зона. «Значит, — думал я, — мне надо забраться повыше и перелететь через какую-нибудь седловину. «Джипси Мот» справится с высотой 5 тысяч футов, а поднатужившись, одолеет и 6 тысяч, но это предел». Я пристегнулся и стал набирать высоту. Седловину прошел с большим запасом высоты, но дальше вместо ожидаемой долины увидел только горы и облака. Я попал в длинное узкое и глубокое ущелье; внизу поблескивал горный поток, а впереди, перекрывая путь, лежало зловещее дождевое облако. Мне стало неуютно, но поворачивать я не хотел. Если огибать северную запретную зону морем, то сначала придется где-нибудь сесть и заправиться. Под облаком лежала речная долины со скалистыми склонами, наполовину покрытыми лесом. Они были освещены солнцем — значит, за облаком небо чистое. Я решил рискнуть, сбавил газ и нырнул под облако. Теперь я летел глубоко в ущелье: по обеим сторонам — обрывистые стены, внизу — бешеный поток, а сверху — тяжелое облако. Что там дальше — неизвестно; ущелье впереди резко заворачивало вправо, и впереди я видел только мрачные склоны гор. Воздушные течения кидали гидроплан то вверх, то вниз. Миновав поворот, я увидел, что ущелье впереди целиком забито грозовым облаком. Проклятия посыпались на голову жестокого японского чиновничества, пославшего меня в эту переделку. Было темно, как в сумерках, от черных скал поднимались испарения. Вспышки молний ярко освещали ущелье, но после них оно выглядело еще более мрачно.