Думаю, ты и сам именно так и планировал поступить; Уверен, тебе давно уже приходила в голову та же самая мысль!; Ты сам предложил это сделать, а я лишь повторяю и уточняю твои слова…; Помнишь, ты же сама говорила мне об этом – так почему бы сейчас не воспользоваться этой идеей?; Мы же с тобой оба взрослые люди, и нам не составит никакого труда найти общее решение!; Хочу услышать твои объяснения (доводы, предложения), чтобы лишний раз убедиться в их правильности.
7. Разрываем шаблоны.
«Разрыв шаблона» – известное в психологии и нейролингвистическом программировании (НЛП) понятие, означающее нестандартное поведение в стандартной ситуации; неожиданное действие с целью изменить поведение собеседника. Разрыв шаблона лежит в основе коммуникативных техник и речевых приемов, суть которых заключается в эффекте неожиданности и замешательства в результате каких-то непривычных действий.
Многие из этих приемов вполне применимы к предупреждению и устранению речевой агрессии, особенно в общении с подростками. Почему? Потому что ребенок еще не понимает такого обращения и может отреагировать неадекватно (испугаться, растеряться и т. п.), а взрослый уже имеет значительный опыт общения и потому реагирует менее эффективно.
«Инна Андреевна посмотрела на класс, потом на Козликова.
– Расскажи мне, Володя…
– А я не знаю! – поспешно и радостно объявил Козликов.
– Чего ты не знаешь?
– Ничего не знаю!
– Как, совсем ничего?
– Ни вот столько! Ничего!
– Но это же… – Инна Андреевна поднялась в глубоком волнении и обошла Козликова кругом. – Козликов, Володя, ты действительно убежден в том, что ничего не знаешь?
– Эта… Убежден!
– Но тогда ты… Тогда вы, Владимир Козликов, – Сократ! Это Сократ однажды сказал: «Я знаю, что я ничего не знаю». С тех пор никому не удавалось повторить эти замечательные слова, все люди думают, будто они что-то знают. Вы сделали потрясающее заявление, Владимир Козликов! Ваше имя украсит школу!
Инна Андреевна вернулась к столу:
– Садитесь, пять.
– Сколько-сколько? – ушам своим не поверил Козликов.
– Пять!
– Тьфу! – плюнул Козликов и пошел на место».
(Симон Соловейчик «Ватага „Семь ветров“»)
8. Обращаемся к тендеру.
Как уже было сказано, пубертат – это период активной полоролевой идентификации и овладения моделями мужского/женского (гендерного) поведения. Несоответствия или отклонения от физиологических и социальных стандартов могут восприниматься очень бурно и болезненно.
У девочек-подростков «ненормативная лексика также может выступать в роли средства сексуальной конкуренции, которое позволяет решить сразу две задачи: "припечатать" грубым словом соперницу и обратить на себя внимание представителей противоположного пола. Что касается последних, то нередко сквернословящая девочка вызывает у них неприязнь, то есть данное средство достижения цели приводит к обратному результату» [53]. Поэтому коррекция словесного поведения подростка не в последнюю очередь предполагает учет тендерного аспекта речи.
Указание на нарушение тендерных требований к речи нередко оказывается более действенным, чем указание на какие-то конкретные ошибки и нарушение норм общей морали.
Это не по-женски (мужски)! Девушки (парни) так себя не ведут! Ругаешься (сквернословишь) как мужик!; Злословишь (сплетничаешь) как тетка!; Какому парню понравится сквернословящая девица!; Девушки не любят крепких выражений!
Подобные замечания, пусть даже нарочито грубоватые, способны иногда отрезвить и приструнить, когда не действуют доводы рассудка и обращение к здравому смыслу.
Кроме того, такие переключения «гендерного кода» корректируют и общение подростка со сверстниками. Так, юноша начинает понимать, что грубые подколки или сальные шуточки неуместны в разговоре с девушками; девушка усваивает, что склоки и сплетни не лучшие способы понравиться симпатичному парню.
9. «Выпариваем» агрессию.
Длительно кипящая вода испаряется из кастрюли – то же самое может происходить и со словесным ядом. Поток агрессивных высказываний иссякает при их многократном повторении. Во «взрослом» общении такие ситуации возникают не очень часто в силу того, что с возрастом люди лучше контролируют эмоциональные выплески. А вот в общении с подростками – импульсивными, вспыльчивыми, возбудимыми – «самовыкипание» агрессии возникает достаточно часто.
Чтобы целенаправленно управлять этим процессом, требуется создать такие условия, в которых грубое, дерзкое высказывание повторялось бы «поневоле» и делало нелепым прежде привлекательное поведение. Вот, например, как это происходит в известном романе о школьной жизни.
«Как-то Бестер [фамилия учителя] зашел в группу продленного дня… и попросил одного из учеников показать свою программную карточку. „Катись ты подальше“, – ответил тот. Класс затаил дыхание. С ледяной вежливостью Бестер попросил ученика повторить то, что тот сказал. Мальчик повторил. „Пожалуйста, первые два слова“, – попросил Бестер с утонченной вежливостью. „Катись ты“. – „Будьте любезны, повторите снова“. – „Катись ты“. – „Будьте любезны повторить следующее слово“. – „Подальше“. – „Еще раз“. – „Подальше“. – „Еще раз“.
Представь себе, как абсурдно может звучать это «подальше», повторенное со всей серьезностью мальчиком, стоящим среди своих сверстников! Парня высекли, и он это знал; знал это и усмехающийся класс; знал это и Бестер. Уходя, он сказал безупречно вежливо: «Вам, молодой человек, следует заняться исправлением речи»».
(Белл Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз»)
Как видим, основу защитной стратегии составляет уже описанный выше прием «доведения до абсурда» в сочетании с вежливой просьбой. Ее многократные повторы («с ледяной вежливостью», «с утонченной вежливостью», «безупречно вежливо») производят комический эффект. Эмоциональная разрядка речевой агрессии достигается за счет смехового катарсиса («знал это и усмехающийся класс»). Немаловажно в этой ситуации и то, что в завершающей реплике педагога происходит намеренное смысловое смещение: грубость ученика представляется не как нарушение этикетной нормы, но как подлежащая исправлению речевая ошибка.
10. Используем юмор.
В отличие от детей, подростки уже в полной мере готовы воспринимать шутки и адекватно реагировать на юмор. Требования к шуткам с 11-17-летними те же, что и со взрослыми: уместность, необидность, понятность (см. с. 43).
«Ребята из восьмого класса рассказывали нам, что учитель географии не требовал никогда на уроке тишины. Громко сам кашлял, сморкался в большущий платок. Шуму больше было от него. Тишина устанавливалась как бы сама по себе, когда ей это надо было.