Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики - читать онлайн книгу. Автор: Андре Жид cтр.№ 51

Между тем Карола, исполняя волю Жюльюса, на кладбище не появлялась; никто не знал, что она стоит под зонтиком, спрятавшись за чьим-то памятником, и наблюдает за траурной церемонией. Она терпеливо, смиренно ждала, пока станет пусто на свежей могиле, видела, как развернулся кортеж, как Жюльюс сел в карету вместе с Антимом и все экипажи покатили под мелким дождичком вдаль. Тогда она и сама подошла к могиле, достала из-под накидки большой букет астр и положила его в стороне от семейных венков; потом еще долго стояла под дождем, ни на что не глядя, ни о чем не думая и плача, потому что не умела молиться.

Вернувшись на виа деи Векьерелли, она сразу же увидела на пороге две странные фигуры, но не поняла, что дом под наблюдением. Ей не терпелось увидеть Протоса; она не сомневалась, что он убийца, и теперь ненавидела его…

Через пару минут полиция прибежала на крик. Увы! Было поздно; узнав, что Карола на него донесла, Протос в порыве гнева задушил ее.

Это случилось в полдень. Вечерние газеты уже сообщили об этой новости, а поскольку у Протоса обнаружили кружок, вырезанный из шляпы, его виновность в двух убийствах была несомненной для всех.

Лафкадио между тем до вечера жил в ожидании, в смутном страхе: боялся он не полиции, которой грозил ему Протос, а самого Протоса или еще чего-то, против чего он уже и не хотел обороняться. Его одолело непостижимое оцепенение: быть может, то была просто усталость, – ему было все равно.

Накануне он лишь на минуту увиделся с Жюльюсом: тот встретил его из Неаполя и принял труп; потом он долго ходил по городу наугад, чтоб износить отчаянье, пришедшее к нему в поезде вместе с чувством зависимости.

Однако весть об аресте Протоса не принесла для Лафкадио того облегчения, о котором он, может быть, думал. Он был как будто даже разочарован. Странный человек! Он по собственной воле исключил из своего преступления всякую материальную заинтересованность – зато ни от какого риска в этой партии добровольно уйти не хотел. Он не допускал мысли, что партия скоро кончится. Он бы с удовольствием, как бывало в шахматах, дал сопернику ладью форы, а поскольку новое происшествие делало выигрыш слишком легким, а всю игру неинтересной, он чувствовал, что не успокоится, если не продолжит комбинацию с жертвами.

Он поужинал в ближайшей траттории, чтобы не одеваться к табльдоту. Войдя обратно в гостиницу, тотчас увидел через стеклянную дверь ресторана графа Жюльюса за столиком вместе с женой и дочерью. Красота Женевьевы, которой он не видал после первого визита к графу, поразила его. Он подождал в курительной, пока не кончится ужин; там его известили, что граф вернулся к себе в номер и ожидает его.

Он вошел. Жюльюс де Барайуль был один; он уже переоделся в пиджак.

– Что ж, убийца пойман, – тотчас сказал он, подавая руку Лафкадио.

Но Лафкадио руку не взял. Он остался стоять в дверях.

– Какой убийца? – спросил он.

– Как какой? Убийца моего свояка!

– Убийца вашего свояка – я.

Он это сказал не вздрогнув, не меняя, не понижая голоса, без единого жеста, так просто, что Жюльюс поначалу не понял. Лафкадио пришлось повторить:

– Говорю вам: убийца вашего достопочтенного родича не арестован, потому что вашего достопочтенного родича убил я.

Был бы Лафкадио похож на палача – Жюльюс, пожалуй, перепугался бы, но Лафкадио выглядел как ребенок. Он казался даже еще моложе, чем тогда, когда Жюльюс повстречал его в первый раз; взор его был так же ясен, голос так же чист. Он закрыл дверь, но стоял, все так же к ней прислонившись. Жюльюс рухнул в кресло возле стола.

– Бедный мальчик… – проговорил он. – Говорите тише. Как это вас угораздило? Как вы могли?

Лафкадио опустил голову, уже сожалея, что заговорил.

– Откуда мне знать? Я это сделал поскорей, пока не прошла охота.

– Что же вы имели против Лилиссуара – достойнейшего человека, полного всяческих добродетелей?

– Не знаю… уж больно плохо он выглядел… Как я могу объяснить вам то, что сам себе объяснить не могу?

Их все больше разделяло мучительное молчание; оно прерывалось залпами слов и затем смыкалось еще плотнее; тогда было слышно, как наплывает из большой гостиничной залы волна пошлой неаполитанской музыки. Жюльюс ногтем мизинца – ноготь он носил длинный и острый – ковырял пятнышко стеарина от свечки на скатерке стола. Вдруг он заметил, что его прекрасный ноготь сломался. От поперечной трещины во всю ширину потускнел нежно-розовый цвет. Как он это сделал? И почему сразу не заметил? Так или иначе, горю было уже не помочь: оставалось только остричь ноготь. Ему страшно этого не хотелось, потому что он с величайшим тщанием ухаживал за своими руками, а особенно за этим ногтем, который долго выращивал; ноготь придавал достоинство всему пальцу, обличая его стройность. Ножницы лежали в ящике туалетного столика, и Жюльюс собрался было встать за ними, но пришлось бы пройти мимо Лафкадио; Жюльюс тактично отложил операцию на потом.

– А что, – сказал он, – что же вы теперь собираетесь делать?

– Не знаю. Может быть, пойду и сдамся. Даю себе на размышление ночь.

Жюльюс уронил руку на подлокотник, внимательно посмотрел на Лафкадио и с отчаяньем в голосе вздохнул:

– А я было вас так полюбил!

Это было сказано без злого умысла. Лафкадио на этот счет не мог заблуждаться. Но слова, хоть и непроизвольные, все равно были очень жестоки и попали в самое сердце. Лафкадио поднял голову и застыл от внезапно подступившей тоски. Он смотрел на Жюльюса и думал: «Да тот ли это, которого я вчера уже почти счел было братом?» Он обводил глазами тот номер, в котором третьего дня, несмотря на свое преступление, мог так весело разговаривать. Склянка одеколона, почти пустая, стояла еще на столе.

– Послушайте, Лафкадио, – продолжал Жюльюс, – ваше положение, мне кажется, не вовсе безнадежно. Тот, кого считают виновным в преступлении…

– Да, знаю: его арестовали, – сухо перебил Лафкадио. – Вы советуете мне позволить осудить вместо меня невиновного?

– Тот, кого вы называете невиновным, сегодня убил женщину – вы даже знаете эту женщину…

– И выходит, у меня все в порядке?

– Этого я не говорил, но…

– И еще добавим, что только он как раз и мог на меня указать.

– Вот видите: надежда все-таки есть.

Жюльюс встал, подошел к окну, расправил штору, вернулся обратно и наклонился вперед, скрестив руки на спинке того кресла, где только что сидел:

– Лафкадио, мне бы не хотелось отпускать вас без доброго совета. Только от вас, уверен, зависит стать честным человеком и занять достойное место в обществе – хотя бы настолько, насколько позволяет ваше рождение… Церковь готова помочь вам в этом. Вот что: мальчик мой, наберитесь смелости – сходите на исповедь.

Лафкадио не смог сдержать улыбки:

– Премного вам благодарен за столь обязательные слова. – Он сделал шаг вперед и сказал еще: – Вы, конечно, не хотели бы касаться руки убийцы. И все же я хотел бы поблагодарить вас за ваше…