Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики - читать онлайн книгу. Автор: Андре Жид cтр.№ 49

– А куда торопиться? Время у нас есть. Я еду до самого Рима. Лафкадио, друг мой, убийцу, бывает, не ловят жандармы, и я вам скажу, отчего мы ловчее: потому что играем на свою жизнь. Там, где не выходит у полиции, кое-что иногда получается у нас. Черт побери, вы этого хотели, Лафкадио! Дело сделано, от нас вам не сбежать. Я бы предпочел, чтобы вы поступили ко мне в послушание, потому что если нет, мне, видите ли, будет очень больно донести на такого старого друга, как вы, в полицию – а что делать? Теперь вы либо в их власти, либо в моей.

– Донесете на меня – донесете и на себя самого…

– Я думал, у нас серьезный разговор. Поймите же вот что, Лафкадио: полиция сажает непокорных, а с утонченными она в Италии с удовольствием входит в соглашение. «Соглашение» – да; пожалуй, точное слово. Я сам себе немножко полиция, мальчик мой. У меня есть глаза и уши. Я поддерживаю порядок. Ничего не делаю сам: другие делают, что я велю.

Ну же, Кадио, полноте брыкаться! Ничего тяжкого в моем законе нет. Вы все преувеличиваете – такой наивный, такой непосредственный! Или вы думаете, что не из послушания, не потому, что я этого хотел, вы за ужином взяли с тарелки запонку девицы Негрешитти? Ах, какой недальновидный, какой идиллический жест! Бедный мой Лафкадио! Ведь вы на себя за него сильно сердились, да? Самое противное, что не я один это видел. Э, да не делайте круглые глаза: вдовица, девочка, официант – все они в курсе. Милейшие люди. Только от вас теперь зависит с ними подружиться. Лафкадио, друг мой, будьте благоразумны: вы покоряетесь нам?

Лафкадио – быть может, от крайней затруднительности своего положения – решил не отвечать ничего. Он сидел, выпрямив спину, сжав губы, неподвижно глядя прямо перед собой. Протос, пожав плечами, продолжал:

– Какое у вас дурацкое тело! А ведь на самом деле – такое гибкое! Да ведь вы, пожалуй, уже давно бы согласились, если бы знали, чего мы от вас хотим. Лафкадио, друг мой, избавьте меня от одного сомнения. Когда мы расстались, вы были крайне бедны, а теперь не берете шесть тысячных бумажек, оброненных перед вами на дороге, – вы находите это естественным? Господин де Барайуль-старший, говорила мне девица Негрешитти, скончался на другой день после того, как его достойный сын граф Жюльюс побывал у вас в гостях, а вечером того же дня вы отправили за дверь девицу Негрешитти. После этого у вас наладились, право же, очень тесные отношения с графом Жюльюсом; вы не благоволите объяснить мне почему? Друг мой Лафкадио, во времена нашего знакомства у вас было множество дядюшек; нынче, я гляжу, вы уже высоко забарайулились на чье-то родословное древо. Ну-ну, не сердитесь, шучу. Только что же я, по-вашему, должен думать?.. Ну, если только вы не обязаны своим теперешним богатством прямо графу Жюльюсу, что при вашей – Лафкадио, позвольте, я вам скажу? – смазливости кажется мне еще куда как скандальнее. Так ли, эдак ли, что бы мы тут ни придумывали, дело, друг мой Лафкадио, ясное, и долг ваш предписан: вы будете шантажировать графа Жюльюса. Да послушайте, не вставайте же на дыбы! Шантаж – это здравое установление, необходимое для поддержания нравственности. Э, что такое? Вы уходите?

Лафкадио встал.

– Да пустите же меня наконец! – вскричал он, перешагивая через Протоса; тот так и сидел поперек купе, положив ноги на диван, и даже не пошевелился, чтобы его остановить. Лафкадио, удивленный, что его не задерживают, открыл дверь в коридор и отступил еще на шаг: – Я не спасаюсь бегством, не тревожьтесь. Вы можете не выпускать меня из вида, но что угодно – лишь бы не слушать вас больше… Простите, я предпочитаю вам полицию. Ступайте туда, я жду.

VI

В тот же день вечерний поезд доставил из Милана Антимов; поскольку они ехали третьим классом, то лишь на перроне встретили графиню де Барайуль со старшей дочерью, прибывшую из Парижа спальным вагоном того же поезда. За несколько часов до траурной телеграммы графиня получила от мужа письмо; граф красноречиво распространялся о глубочайшем удовольствии, доставленном неожиданной встречей с Лафкадио; там, конечно, вовсе не упоминалось о полубратстве, которое, на взгляд Жюльюса, давало юноше весьма коварную привлекательность (верный последней воле отца, Жюльюс так же не объяснялся открыто на этот счет с женой, как и с самим Лафкадио), но какие-то черточки, какие-то намеки достаточно сказали все графине; я даже не поручусь, что Жюльюс, которому в буржуазной повседневности не хватало забав, не подносил играючись руки к костру скандала, обжигая кончики пальцев. Не поручусь и за то, что появление Лафкадио в Риме, надежда увидеть его не сыграли какой-то – очень большой – роли в решении Женевьевы поехать туда вместе с матерью.

Жюльюс встретил их на вокзале. Он тут же отвез своих в «Гранд-Отель», почти тотчас распрощавшись с Антимами: теперь они должны были встретиться на другой день, идя за гробом. А те отправились в ту же гостиницу на виа Бокка ди Леоне, где останавливались в первый приезд.

Маргарита привезла писателю добрые вести: на сей раз выборы в академию шли как по маслу; кардинал Андре официально объявил ей: кандидату не надобно даже наносить обычные визиты – академия сама идет ему навстречу, распахнув врата; его ожидают.

– Видишь, – говорила Маргарита, – что я тебе говорила в Париже? Все приходит в свое время. А нам в этой жизни достаточно лишь терпеть.

– И не меняться, – с видом раскаянья отвечал Жюльюс, поднося руку супруги к своим губам и не замечая, каким презрительным стал уставленный на него взгляд дочери. – Быть верным вам, своим мыслям, своим принципам. Постоянство – необходимейшая из добродетелей.

Уже отходило от него воспоминание о столь недавнем крутом повороте, удалялись все мысли, кроме правоверных, все планы, кроме благопристойных. Теперь он все знал и без усилий опамятовался. Он любовался тонкой связью причин, вследствие которой на миг сбился с пути его разум. Не он изменился: папа был подменен.

«Моя же мысль, – думал он, – до чего, напротив, последовательна, до чего логична! Самое трудное – знать, где остановиться. Бедняга Лилиссуар погиб потому, что заглянул за кулисы. Когда ты прост, всего проще остановиться на том, что уже знаешь. Эта отвратительная тайна погубила его… Знание – сила только для сильных… Все равно я рад, что Карола сообщила в полицию: это мне позволяет размышлять спокойнее. А все же узнай несчастный Антим, что он не настоящему папе обязан своими несчастьями, своим изгнанием, – как бы он утешился! Как укрепился бы в вере! Завтра после похорон надо будет ему сказать».

На похоронах народу было не много. За катафалком ехали три экипажа. Шел дождь. В первом экипаже Блафаффас дружески сопровождал Арнику (по окончании траура они, без сомненья, поженятся); они вместе выехали из По еще третьего дня (оставить вдову на произвол ее скорби, отпустить ее в дальнюю дорогу одну – Блафаффас и мысли такой не допускал, а хоть бы и допустил… Он был не родственник, но тоже надел траур: какой родственник стоит такого друга?), но до Рима добрались только несколько часов назад, потому что опоздали на поезд.

В последнем экипаже места заняли госпожа Арман-Дюбуа, графиня и ее дочь; в среднем ехали граф с Антимом Арманом-Дюбуа.