– Вы хотели испить вина, господа? – Теперь в проходе стоял Аббас, из-за спины которого выглядывал слуга с кувшином на подносе.
Робер и Недобитый Скальд обменялись понимающими взглядами и одновременно повернулись к хозяину, глядя на него с нескрываемым сочувствием, как обычно сильные и здоровые мужчины глядят на умалишенного или смертельно больного человека.
– Воистину, как говорил мой покойный дядюшка, граф де Ретель: «Отправь дурака за вином, он один кувшин и принесет», – с тяжелым вздохом произнес Робер.
– Два кувшина, миротворец! – добавил Скальд. – До рассвета еще достаточно времени.
* * *
Солнце едва успело оторваться от синеющей на горизонте горной гряды, как из ворот постоялого двора выехало пять больших, крытых парусиновыми тентами возов. Спереди, сзади и с боков возы были окружены вооруженными конниками. Наметанный взгляд франкского воина, конечно, сразу бы различил под грубыми серыми сюрко и далеко не новыми железными шлемами не простолюдинов, а благородных рыцарей, но для встречающихся по дороге мусульманских крестьян, ремесленников и торговцев все латиняне были на одно лицо.
Волы, запряженные парами, уверенно тянули тяжелые повозки.
– Тяжелые кони под седлом и волы в упряжи, – подъехав к мастеру Григу, сказал Жак. – Не самый быстрый способ передвижения. Сколько времени займет у нас путь до Багдада?
– Арабские всадники с заводными лошадями проделывают путь от Дамаска до Багдада за три недели, – ответил киликиец. – Но мы не арабы. Отряду придется двигаться по вражеской территории, поэтому рыцарское снаряжение должно быть всегда с собой. Мы долго думали с приором, не взять ли с собой вьючных верблюдов, но, в конце концов, отказались от этой мысли. И не пожалели об этом. Теперь на дне каждого фургона упрятано ваше орденское платье и полный доспех, а поверх него уложено боевое оружие, которое мы якобы везем на продажу. Того, что я закупил, готовясь к походу, вполне достаточно для того, чтобы быстро превратить два десятка рыцарей и конных сержантов в силу, способную противостоять целой армии мусульман. Сверху лежит дорогое венецианское оружие – мечи, фальшоны,
[8] кольчуги, которые я доставляю якобы по заказу одного из монгольских владык. Это объясняет, почему мы движемся на восток. Кстати, как там наш пленник?
– Уже немного пришел в себя, – улыбнулся Жак.
Он оставил киликийца и поравнялся со второй повозкой, где в обществе Рембо ехал Каранзано. Сержант, подосланный проследить за разговором жонглера и студента, вернувшись, доложил, что, несмотря на сломанную ногу, завидев старого знакомого, флорентинец едва не кинулся в драку с криком, что он «убьет подлого шута, который слямзил у него полденье перед выгрузкой в Мессине». Рембо клялся и божился, что его оклеветали, потом вдруг покаялся, на что студиозус сказал: «Дурак, попросил бы – я бы ливр тебе дал».
– Никакой наш Рембо не шпион, – выслушав сержанта, заключил Робер. – Но отпускать его нельзя ни при каких обстоятельствах. Посоветуюсь-ка я с приором, и, если он позволит, возьмем негодяя с собой. Дорога длинная, пока доберемся, поди, и на поправку пойдет да, глядишь, между делом что полезное вспомнит да расскажет.
Флорентинцу, которого безо всяких объяснений утром подняли с лежанки и погрузили в повозку, казалось, было на все наплевать. Он быстро пересадил к себе жонглера, выпросил у сердобольного мастера Грига кувшин его любимого шотландского зелья, «дабы унять боль», и теперь ехал, наслаждаясь жизнью и слушая жонглера, голосящего длинные, как караванный путь, баллады.
Завидев Жака, Николо приветственно помахал рукой, в которой был зажат почти опорожненный кувшин. Жак отрицательно мотнул головой. Студиозус кивнул, соглашаясь, передал сосуд Рембо и подозвал Жака к себе. При этом его лицо мгновенно потеряло привычное разгильдяйское выражение.
– Найди Робера, – произнес он шепотом, едва Жак приблизился настолько, чтобы его расслышать, – и возвращайтесь вдвоем. Мне очень нужно с вами поговорить.
– Звал? – коротко поинтересовался Робер, спрыгивая на ходу с Ветра прямо на передок повозки.
– Звал, – ответил Николо. – Значит, давайте для начала расставим все точки над i. Так получилось, что мы оказались в лагерях противоборствующих сторон. Тут никаких обид друг к другу нет и быть не может. Стало быть, в том, что я, выполняя приказ бальи, ехал со срочным донесением к императору, нет ничего подлого. На то, что вы при этом меня выследили и захватили, я со своей стороны тоже не вправе обижаться. Но вот то, что вы мне оказали помощь и сохранили жизнь, делает меня вашим должником. Видел я рожу этого Аббаса, – Николо передернуло от отвращения. – Оставь вы меня у него, этот живодер спускал бы с меня шкуру лоскутами до вашего возвращения. А так как отец приучил меня всегда отдавать долги, я не буду откладывать это дело в долгий ящик. Короче говоря, я знаю, что в вашем отряде есть предатель. После приема в Рикорданском дворце, когда все гости разъехались, я договорился с одной смазливой служанкой встретиться в одной из дальних комнат. Надо же такому случиться, чтобы император Фридрих и бальи, граф Томмазо, для того чтобы побеседовать с глазу на глаз, пришли именно туда. Я спрятался в нишу за драпировкой и слышал весь разговор. Среди прочего, обсуждая ваши сборы, граф Томмазо сказал императору: «Впрочем, мы обо всем знаем из первых уст. В окружении этого непробиваемого приора есть преданный мне человек».
– Значит, так, – немного подумав, произнес Робер, – про все это никому ни слова. Сен-Жермен человек прямой, и своим поведением он может спугнуть шпиона. А сами будем его искать…
– А он не попробует снова подсыпать отраву в еду, как это было за день до отъезда? – спросил Жак.
– Вряд ли, – мотнул головой рыцарь. – После того случая все стали очень осторожны. Теперь слуги, допущенные к провианту и стряпне, первыми пробуют то, что подается рыцарям и сержантам. Да и опасаться особо пока нечего. Путь у нас неблизкий, а для одиночки так и вообще смертельный. Да и цель нашей поездки, насколько я понял, не секрет для Фридриха. Кто бы он ни был, этот императорский шпион, – до Багдада он от нас не сбежит. А до того времени, думаю, мы его сможем раскрыть.
* * *
Вторую ночь после выезда из Акры посланники провели в пограничном селении Ар-Рама. Здесь, в отличие от постоялого двора Аббаса, рассчитанного как на франков, так и на сарацин, располагался самый настоящий восточный караван-сарай – большой, шумный, суетливый и разноязычный. Купцы из Мосула и Дамаска везли в земли крестоносцев ткани, пряности и рабов и возвращались с рулонами фландрского сукна, оружием и железной утварью, изготовленной в Ломбардии.
До полудня караван двигался против солнца, вдоль бесконечных фруктовых садов. Волы тянули повозки в непривычном для рыцарей медленном темпе, так что командующий конницей брат Серпен дал команду перевести лошадей с рыси на шаг.
Никто из путников, встречавшихся по дороге, на них особого внимания не обращал – франкские торговцы частенько проникали в эти земли и не были здесь редкостью. А если и находился любопытный караванщик, который с высоты верблюжьего горба начинал с удивлением разглядывать крытые возы, то, наткнувшись взглядом на киликийца, понятливо отводил глаза. Торговые люди этой нации были здесь не редкостью и, по своему христианскому вероисповеданию, предпочитали для охраны своих грузов нанимать латинских солдат.