Добронега - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Романовский cтр.№ 135

Годрик перестал заходить совсем.

В середине сентября Гостемила посетил Александр, сообщил, что Хелье, по всей видимости, жив, и он едет его искать — не передать ли чего?

* * *

К концу сентября резко похолодало. Святополк устал ждать вестей из Полонии. Ярослав, сидящий в Любече, раздражал его все больше, и в конце концов князь решил принять меры. Войска частично подтянулись к Киеву из Берестова, частично разошлись и разъехались по домам. Святополк велел Талецу привести столько печенегов, сколько тот сможет, и ранним утром выступил по западному берегу Днепра на север. Ярослав, которому вскоре обо всем доложили, вышел из детинца с дружиной и дал приказ подтягивать окрестные силы. Через четыре дня Святополк и Ярослав стояли друг против друга, войска разделял Днепр, в Днепре плавали задумчиво осетры и ерши, а жители окрестных поселений смекнули, благодаря врожденной прозорливости, что если дело затянется, их будут нещадно объедать, ибо воины не жнут, не сеют, а пищи поглощают значительно больше, чем лилии полевые. У каждого поселянина была, правда, возможность отправить в войско одного из великовозрастных своих сыновей, чтобы жалованием воинским хоть как-то компенсировать нехватку, но самые светлые умы понимали, что сколько сыновей в войско не отправишь, на полях от этого лишнее не вырастет, а сыновья в войске жрут не меньше, чем дома, хорла.

* * *

А тем временем от Киева, тоже на север, но по другому берегу, ехали шагом Эймунд и Рагнвальд. Извещенный что более не состоит руководителем Неустрашимых, Эймунд не поехал даже на встречу, где выбирали нового лидера, справедливо решив, что его не выберут.

Вовсе не Ярослав подослал плотника, чтобы провалить план по уничтожению Бориса. Если бы это действительно был Ярослав, освобождать плотника из темницы приехали бы не два человека, но сто. Кстати, неизвестно — убили мы того, который выехал нам навстречу, или нет? Было очень некогда, нужно было догонять плотника. Не проверили. А зря. Живой, он рассказал бы нам не меньше, чем плотник.

А если не Ярослав, то кто же?

Может, это тот, кто рассчитывает руководить Содружеством вместо меня? Нет, не сходится. Слишком очевидно.

Не Мария ли? Нет. Если бы она хотела со мной разойтись, оставив себе влияние, полученное благодаря мне — не убивать же из-за этого собственного брата, пусть и нелюбимого, пусть пьяницу, пусть и от другой матери.

Но кто же?

Вот как раз сам Святополк и остается. Надоели ему Неустрашимые, которые шагу тебе не дают ступить без из ведома. И он, Святополк, легко доказал Неустрашимым, что они ничего не умеют, что ему и без них хорошо, а чтобы тот, кто устроил заговор против Бориса, не вздумал ему мстить, он, Святополк, лишил его лидерства. Логично. По идее я теперь для Неустрашимых что-то вроде ниддинга, и они были бы рады, если бы меня, их опозорившего, кто-нибудь зарезал.

А Рагнвальд? Верный Рагнвальд со мной. Он всегда со мной. Мы с ним на всю жизнь связаны, и он разделит мою судьбу, какая бы она не была.

Но, позвольте, милые мои! Не все же Неустрашимые против меня? Среди шести семей отыщутся две сомневающиеся? И если я найду… возможность… помочь кому-нибудь из князей, конунгов, королей, помимо Святополка, — они пойдут за мною… И будет раскол в Содружестве. И что же с того? И очень хорошо! Пусть.

Кто же этот князь, конунг, или король, которого следует поддержать?

Он вдруг понял, что едут они в правильном направлении.

* * *

Разговор, который рано или поздно должен был меж ними произойти, все откладывался — Эржбета боялась ответа, а Хелье боялся ответить. Вместо этого Эржбета несколько раз пыталась внушить Хелье некоторые мысли — внушить, не говоря ни слова, а Хелье пытался игнорировать и внушение, и саму возможность разговора. Эржбета стала почти совсем здорова, но не хотела никуда уезжать, а Хелье думал, что пока что ему некуда идти, а там видно будет.

Впервые за много лет Эржбета чувствовала себя почти счастливой и даже просыпалась с улыбкой. Жизнь вне этого места казалась ей теперь слишком суетной, лишенной смысла и радости. Она не разделяла, как делают иногда склонные к демагогическим самоуговорам люди, Эржбету нынешнюю и Эржбету прошлую, не притворялась, что две эти женщины не имеют ничего общего. Эржбета, примеряющая красивые тряпки в доме Матильды, и Эржбета, радующаяся солнечному утру были безусловно одной и той же ипостасью, равно как и сегодняшняя Эржбета, думающая, что перережет и перестреляет всех недоброжелателей Хелье, если они посмеют ему вредить, и Эржбета из прошлого, рука которой ни разу не дрогнула, орудуя ножом, и чьи стрелы, попадая в цель на толщину пальца выше или ниже выбранной точки, считались рыжей амазонкой попусту истраченными.

Пойми, думала Эржбета, пытаясь мысленно убедить Хелье, оперируя, как ей казалось, близкими ему понятиями и представлениями. Пойми, то, что Александр упомянул, что у Гостемила есть покровитель — не случайно. А уж я-то знаю, кто этот покровитель. Не этот ли покровитель посылал меня узнать, где живет Гостемил? Ну зачем тебе Мария, скажи пожалуйста! У нее низкая талия, редкие волосы, неважные зубы, и она такая сволочь, каких поискать, холодная, равнодушная, и никогда она тебя не полюбит — ты происхождением не вышел. А я буду очень стараться, и как ты захочешь, так все и будет. У меня есть теперь своя земля, деньги, мы будем жить безбедно, ни от кого не завися, и рядом с тобою я сделаюсь лучше, добрее. Я уже добрее. Ты ведь ничего обо мне не знаешь. А это было бы тебе интересно — узнать обо мне. Я вообще интересная личность.

Я так не умею, думал Хелье. Не говори мне пожалуйста, что Мария стала любовницей Гостемила. Я знаю, тебе очень хочется мне это сказать, и понятно — почему. Но не говори.

И Эржбета — понимала.

И вот как-то ночью Хелье открыл глаза, потому что ему почудилось, что земля дрожит от поступи воинов. Это ему не понравилось — как все страстные натуры, он не любил организованных передвижений человеческой массы. Он приподнялся на локте. Нет, все было тихо. И он уснул опять.

А когда он проснулся, солнце было уже высоко, а Эржбеты рядом не было. И было ужасно тоскливо, будто он упустил что-то важное, чего не вернешь, и грустно, потому что ему, оказывается, тоже было хорошо все это время, несмотря на мучительные сомнения, а на губах ощущался след от прощального ночного поцелуя. Было ли что-нибудь помимо поцелуя, он не помнил. Скорее всего нет. Беглый осмотр тела и одежды ни в чем его не убедил. Простой проход войска, даже если бы он на самом деле имел место, вряд ли вырвал бы Эржбету из обособленного мира, который они вдвоем создали здесь, поблизости монастыря, у реки. Тут было что-то другое, какая-то тайная привязанность, наверное, хотя какие у Эржбеты могли быть привязанности.

Уеду в Корсунь, подумал Хелье. Любеч, Любеч — подумаешь. Видел я этот Любеч. Дыра.

Компенсируя себя за необычно теплую весну, погода пожала плечами, сказала «Хмм, чего это…», и нахмурилась строго, и к середине октября каждое утро делались заморозки. Ярослав следил за тем, как прибывают войска на противоположной стороне, и не очень беспокоился. Во-первых, большинство прибывших были печенеги, а кочевники не любит ввязываться в драку при равных соотношениях сил. Некочевники тоже не любят, но, бывает, ввязываются. Помимо этого, спьены доносили о постоянном оттоке персонала, то есть, пока новоприбывшие осматривались, ветераны данной кампании, утомленные стоянием, бездействием, плохой пищей, отлучались и обратно не возвращались.